Лучшие концерты Flow, Way Out West и Øya: The National, Outkast и другие

«Известно, как группу The National в прошлом году ждали российские фанаты, они даже сняли клип-приглашение с просьбой приехать сыграть концерт в России; группе явно было приятно, и вроде она уже собралась на гастроли, но в последний момент отменила свой приезд в связи с политической ситуацией, что, конечно, обидело и расстроило российских поклонников. За этот год было столько толков о The National, что группа уже успела надоесть. И не только тем же самым российским фанатам, но и европейским — группа уже играла на Øya в прошлом году, и сейчас, в 2014-м, ее пришло слушать заметно меньше людей, чем предполагалось. Я видела группу живьем впервые (хотя до этого, разумеется, посмотрела очень много видеозаписей их выступлений) и поэтому смотрела концерт, можно сказать, свежим, незамутненным взглядом. Музыканты играли все свои хиты, Мэтт Бернингер заметно страдал и катался по полу в псевдоэпилептических припадках — все ради того, чтобы угодить публике. В конце выступления коронный выход в толпу во время песни «Mr. November»: Бернингер спускается со сцены, перелезает через ограждения и проходит от правого крыла сцены через середину к левому — и каждый фанат успевает дотронуться до кумира, чмокнуть в щеку, сфотографировать, потеребить. Все радуются, улыбаются, в молодых глазах счастье — девушки-студентки на третьем небе — они ерошат мокрые от пота волосы Бернингеру, как хорошенькому щенку. Но и это еще не все — счастливая случайность, чтобы сделать этот феерический выход в народ ошеломляющим: рядом со мной ребенок лет девяти, на нем майка с надписью «The National», сидит на плечах у отца, хлопает в ладоши и подпевает всем песням. Бернингер видит ребенка, подходит к отцу, снимает с его плеч мальчика и пересаживает на свои; он проносит его через ликующую от умиления толпу — музыка играет, в воздухе витает атмосфера восторженного добра — все друг друга любят и находятся в высокой степени эйфории. После того как Бернингер уносит ребенка далеко от отца, меня занимает вопрос, как же он будет его возвращать: попросит охрану? отпустит ребенка одного? просто поставит его на землю и забудет? — ведь показательное выступление закончено, и можно идти. Но Бернингер, пройдя уже почти всю площадку перед сценой с мальчиком на плечах, возвращается, каким-то образом находит в толпе отца и очень бережно возвращает ребенка ему обратно. Мальчик, понятное дело, вне себя от счастья, даже не может говорить; просто сияет.

Вся эта заключительная сцена концерта (особенно случайный, но очень удачный элемент с ребенком), безусловно, сильно впечатляет. Это ощущение, которое и должно приходить на фестивальных концертах, — чувство единения, восторга, невероятной любви к каждому на этой опушке и проникновение духом музыки. Но при этом ты понимаешь, что Бернингер проделывает один и тот же трюк в течение всего тура чуть ли не каждый день, и от этого осознания появляется неприятный привкус фейка — понимаешь, что тебя обманули. И все эти слезы, страдальческие мины и истерические катания по сцене — все это спектакль, который играют специально для зрителя. Причем правила этой игры зритель принимает — ему дают то, что он хочет получить — хочет получить боль и надрыв, он их получает, и зритель, как и в театре, принимает театральные условности и просто два часа представления живет жизнью персонажа. Как только загорается свет, персонаж становится обратно актером, а зритель понимает, что все, что актер сейчас изображал, было не подлинностью, а подменой. На примере живых выступлений The National очень хорошо видно, что концертная деятельность для многих артистов превратилась в шоу, где они предлагают потребителю именно тот продукт, на который потребитель оставил запрос и за который заплатил. Никакого тебе больше жизнетворчества: современный музыкант — это не человек, который поет о том, что переживает, а человек, который на сцену надевает дырявые джинсы и под рубашку повязывает ремень, чтобы якобы ширнуться потом в гримерке, а за пределами сцены он чистенький да гладенький, ест сыр тофу из посуды, сделанной из экологически чистых материалов. Артиста-человека больше не осталось, есть только артист-маска, который, если и выносит на публику боль и надрыв, то это надуманные боль и надрыв, и они являются всего лишь элементами шоу-программы. А мнимые душевные метания Мэтта Бернингера — это всего лишь развлечение и зрелище для народной толпы».

«Второй раз за лето я сбежал с концерта группы The National. На португальской «Примавере» — ради первого ряда на Slint, и это, безусловно, стоило всех песен The National вместе взятых. На Flow — опять же ради того, чтобы встать поближе, теперь уже на диджей-сете Джейми хх. Это, кажется, было зря — диджей-сет получился слишком уж интеллигентным, а на The National я бы с радостью сходил еще раз. Если бы кто-то сказал мне, что я вообще задержусь на их концерте дольше одной песни, я бы не поверил: будучи фанатом альбома «Alligator» и не большим поклонником всего остального, меня не слишком интересовали ни «Bloodbuzz Ohio», ни даже «Fake Empire», ни красивые меланхоличные риффы, ни скорбно-задумчивые тексты Мэтта Бернингера. Я люблю, когда Бернингер орет «Abel» и «Mr. November», а орет он их только под конец. Но почему-то я стою аж до шестой «Squalor Victoria», при этом смотрю не столько на сцену (там гитары, мужские страсти и все понятно), сколько на людей вокруг. Удивительно, что, подпевая этим печальным песням, все они выглядят по-настоящему счастливыми. Кто-то целуется, а кто-то будто бы наслаждается приятной тоской от одиночества (ну или мне нравится так думать). Притом вживую то, с какого альбома та или иная песня, вообще не играет никакой роли — все они как из одной обоймы, и это, в общем-то, исключительно здорово. Короче говоря, если концерт — это все еще безошибочный показатель того, насколько по-настоящему хороша та или иная рок-группа, The National хороши очень и очень — а со временем, кажется, становятся только лучше».

«Несмотря на их спорное отношение к политическим вопросам, концерты The National дают отличные. Мэтт Бернингер, который, кстати, очень сливался с местной публикой — бородатыми хипстерами-шведами, бегал по сцене, бросал в порыве страсти микрофонную стойку, отворачивался от аудитории и всячески изображал, что он поет эти песни как в первый раз (и это не сотый концерт в туре). После моего первого концерта The National на фестивале Primavera, когда они спели пару песен вместе с Джастином Верноном и Хэмилтоном Литаузером и все стенания Мэтта я видел впервые, я был потрясен, сейчас же впечатления остались послабее и дослушивать до конца я не стал».

«Прошлогоднее выступление Джона Хопкинса на Пикнике «Афиши» мне посмотреть не удалось, но удалось пообщаться с ним лично. Тогда я никак не могла взять в толк — как такой кроткий, застенчивый человек, который все время от волнения теребит руки, может держать толпу, которая от напряжения даже затаивает дыхание. И, попав на выступление на Øya, я была поражена: огромная шатровая площадка, от и до заполненная людьми, на сцене стоит одинокий пульт, за пультом экран во всю сцену, на котором мечется длинноволосая девушка (отрывки из клипа «Collider»); мигающий свет, мигающие картинки экранного видеоарта, и на фоне всего этого — Джон Хопкинс, который бегает туда-сюда вокруг своих движков и переключателей, дергается, как марионетка на веревочках, оставленная без управляющего, и в каком-то одному ему ведомом экстазе играет эту свою музыку и играет для себя, а вовсе не для зрителей. Будто и нет этой большой толпы перед ним, будто он не видит ее, ушел в себя и, пока нет зрителей, дал волю чувствам (а точнее, дал волю телу, ведь его собственное тело играет в презентации его музыки одну из главных ролей — оно тоже является инструментом, который, дергаясь и вибрируя, создает основной ритм, как, например, ударная установка в типичной рок-группе. Из-за этого впечатление от студийных записей Джона Хопкинса и его живых выступлений очень сильно отличается: живьем ты видишь еще и самого музыканта, его выбивающую ритм фигуру, и от этого ритм начинает свербить в ушах — кажется, что он намного быстрее, чем есть на самом деле, да и обстановка мигающих огней светового оборудования и экранного видеоряда этому очень способствуют и превращают иногда такую мягкую и интимную музыку Хопкинса в чуть ли не жесткое стадионное техно».

«Главная неожиданность — и вообще чуть ли не одно из лучших выступлений в жанре «человек и пульт» на моей памяти. Кто бы мог подумать, что справедливо сравниваемый с Брайаном Ино английский скромник так скачет на сцене под собственные композиции. Кто бы мог представить, что под эти ровные и теплые электронные сюиты вообще можно скакать — притом не только Хопкинсу, но и всему забитому «Черному тенту» на протяжении всего часового сета. Справедливости ради, Хопкинс играл в основном треки со смачным и упругим битом: меньше прелюдий и глитчевой красоты, больше резкости («Insides») и постепенных выбросов эндорфина («Open Eye Signal»). То же самое вроде как было на прошлогоднем Пикнике «Афиши», но одновременно с Хопкинсом тогда играла группа Blur».

«Группа Outkast была главным хедлайнером фестивального четверга, около главной сцены было не протолкнуться, уже изрядно подвыпившие посетители Øya ждали веселых приплясывающих рэперов, которых помнили и любили еще с самого их первого мирового хита «Ms. Jackson» (а то и с «Player’s Ball», который, правда, совсем не был популярен среди белой аудитории до успеха альбома «Stankonia»). С Outkast история простая — у них есть определенная аудитория фанатов, которые их боготворят уже 15 лет и ходят на все концерты; люди же, которые не прониклись их музыкой тогда, в нулевых, приходят посмотреть на группу ради интереса и в большинстве случаев не выдерживают. Я как раз из второй категории, и зрелище мне показалось печальным — очень большая сцена, на которой стоят два человека с микрофонами и человек за пультом, на заднем плане, где-то в уголке — пара девушек-бэк-вокалисток, которых, по моему ощущению, поставили туда просто, чтобы заполнить пустое пространство сцены. Девушки переминаются с ноги на ногу, смотрят пустыми печальными глазами прямо перед собой и бессмысленно улыбаются. Два человека с микрофонами, одетые в аляповато яркие одежды и нелепые головные уборы, булькают в громкоговорители и призывают толпу «поднять руки повыше». Толпа поднимает и радуется. Ну и хорошо».

«Во время концерта я не мог расслабиться, поскольку меня волновало слишком много вопросов. Насколько жестоко со стороны организаторов ставить Outkast ровно в одно время с Маком ДеМарко? Как можно быть такими самоуверенными и начинать концерт со своей лучшей песни («B.O.B.»)? Сколько походок и париков у Андре 3000? Ко всем ли красавицам на сцене и около нее он подбежал с соблазнительной улыбкой? Надоели ли они с Биг Боем друг другу? Кто из них круче? Почему они не собрали живую группу, а ограничились диджеем и подпевкой? Насколько им самим надоели все эти «Ms. Jackson» и «Hey Ya»? Короли ли они? Уходить ли на Slowdive? Как это ни парадоксально, на последние два вопроса ответ был — безусловно, да».

«Герои MTV начала нулевых вернулись с туром в честь 20-летия их первого альбома после восьми лет молчания (хотя поодиночке они продолжали выпускать релизы, но особых успехов не достигли). Я в детстве покупал их компакт-диски, а трек «Ms. Jackson», между прочим, был моей первой mp3, которую я качал минут 40 с помощью dial-up-модема. Поэтому, конечно, я концерт ждал и в целом остался доволен. Только удивила немного отстраненная манера Андре 3000, такое чувство, что его заставили поехать в тур и особого энтузиазма он не испытывал, на некоторых песнях он вообще умиротворенно стоял в углу сцены. У Outkast не было полноценной живой группы, но были басистка, бэк-вокалистки и диджей, в принципе, это уже хорошо и не выглядит как караоке (например, такое впечатление у меня оставляют рэп-«концерты» многих молодых звезд вроде Асапа Роки, Future или Joey Bada$$ — когда артисты просто бегают по сцене под минус диджея, зачастую даже вокал идет в записи, а они только кричат «SWAG», «Fuck» и другие подобные слова). Биг Бой и Андре 3000 сыграли как совсем старые хиты «Southernplayalisticadillacmuzik» и «Rosa Parks», так и общепризнанные «Hey Ya», «Roses», «Ms. Jackson», «So Fresh So Clean». Фанатам рекомендуется».

«Сначала на сцену выходят Röyksopp без Робин и играют свои песни и создается ощущение, что публика ждет, когда же они наконец доиграют и придет Робин — тут-то и начнется веселуха. Когда она появляется на сцене, толпа ликует и встречает ее приветственным улюлюканьем. Робин оправдывает ожидания — энергично танцует, меняет наряды и, в общем, устраивает первоклассную стадионную дискотеку. Все хиты зрители поют вместе с ней, голос в голос, будто это и есть часть шоу, которую они тоже долго репетировали. В конце — «Do It Again», во время которой на головы танцующих зрителей сыплются конфетти, что, конечно, приводит к искреннему детскому восторгу, — маленькие сверкающие бумажки блестят в лучах прожекторов, гремит бодрая электронная музыка, и женщина в ярком платье акробатическим движением закидывает ногу на микрофон — вполне себе красивый конец для большого концертного шоу. Музыка замолкает, и люди начинают расходиться. И тут — совсем неожиданный поворот — Робин опять выходит на сцену и зачем-то исполняет еще одну, на этот раз лирическую песню; вся магия исчезает, певица, которая только что зажигала огромный стадион, выглядит жалко — блестящей мишуры больше нет, она поет в стремительно пустеющую зрительскую площадку, наблюдая, как народ толпами, громко переговариваясь друг с другом, уходит на другую сцену».

«Последнее и главное выступление фестиваля. Сначала свои сольные песни играют норвежцы Röyksopp (причем вместе с музыкантами Робин, но без нее), а потом Робин, которую шведы очень ждут, и «Dancing on My Own» исполняют все зрители без запинки и а капелла. После этого все музыканты уходят со сцены и возвращаются в серебряных балаклавах и агрессивных нарядах (собственно, из клипа «Sayit»), и наконец-то начинают свой совместный сет. «Do It Again» живьем звучит даже убедительнее, чем в записи, а еще Röyksopp & Robyn вспомнили и свой старый трек «The Girl and the Robot», который оказался приятным сюрпризом».

«Летний музыкальный фестиваль — это, как известно, подвод своеобразных итогов года: одни артисты назначаются хедлайнерами, другие — подающими надежды, и те и другие определяют состояние современной музыки. На Øya было очень много фейка, но не потому, что фестиваль плохой, а потому что такое вот оно отражение современной популярной музыки. Понятно, что это было всегда, еще со времен The Beatles, которые со сцены боролись за права животных, а «в жизни» носили шубы из натурального меха. Но это нормально: живой человек и имидж артиста на сцене не могут совпадать на сто процентов — в таком случае это уже психологическая болезнь. Но что происходит сейчас — совсем удручает, отношения товара и потребителя дошли уже до предела, и артист продает продукт, отсканированный на 3D-сканере — вроде точную его копию, но пластмассовую. Если апофеозом этого пластмассового продукта была Жанель Моне (маленькая цирковая обезьянка, показывающая все фокусы и трюки, которая она умеет делать за золотую монетку), то апофеозом честности стало для меня выступление группы Neutral Milk Hotel. Тут еще, я понимаю, в дело вступает личный фактор — это группа, на которой я выросла и слушала по дороге в школу на кассетном плеере; для того, кто этого не делал, NMH кажутся скучными. Но тем не менее это единственная группа, игравшая на фестивале в прайм-время, которая отличалась честностью. Со Скоттом Спиллейном (он играет на духовых в NMH) я столкнулась в придорожном магазинчике, он покупал бутилированную воду. Я подумала: «Что за странный человек, так похожий на гнома!» Да, со школьных времен я забыла, как выглядит не только Скотт Спиллейн, но и даже не представляла, что случилось с внешностью Джеффа Мэнгама за все эти годы. И да, я была невероятно удивлена, когда увидела «гнома» на сцене в составе группы моего детства. А Джеффа Мэнгама я узнала с трудом — из того молодого парня он превратился в заросшего давно немытыми волосами бомжа-алкоголика: опухшее лицо, которое не видно из-за вездесущей бороды, изношенная рубашка, мокрая от пота, кепка цвета хаки. Он вышел на сцену сначала один и стал играть «Two-Headed Boy», ну тогда-то все стало понятно — старые-добрые Neutral Milk Hotel. Кстати, это единственная группа на всем фестивале, которая запрещает какую-либо съемку — и профессиональную, и любительскую. Об этом оповещают не только журналистов, но и обычных посетителей фестиваля через громкоговорители перед концертом. После исполнения первой песни Джефф Мэнгам почесывает бороду и говорит толпе, мол, ребята, не слушайте их, эти, как их там, громкоговорители; они вот говорят не снимать, но вы снимайте, конечно, если хотите. Непонятно, правда, говорит ли так Джефф на каждом концерте своего тура или нам только на Øya повезло; судя по количеству видеозаписей их концертов за 2014 год, вполне может быть, что Øya были не одними счастливчиками. Тем не менее чувствуется, что Neutral Milk Hotel — живые, настоящие люди; они странные, придурковатые, от них плохо пахнет, и они очень редко чистят зубы, но при этом они занимаются музыкой не на продажу, а музыкой ради музыки. Немного юродивый Джулиан Костер, человек, играющей на пиле, благодарит толпу и говорит, что группа рада снова вернуться в Норвегию, «гном» Спиллейн беззвучно подпевает Мэнгаму во всех песнях, широко открывая рот, и неуклюже перетоптывается, сам Мэнгам руководит оркестром духовых, долго всматриваясь в лица играющих, а потом резко подает им знаки рукой. Они играют все свои хиты — в основном с пластинки «In the Aeroplane over the Sea». Выступление закольцовывает «Two-Headed Boy Pt.2», Джефф Мэнгам опять остается один на сцене, а потом медленным уставшим шагом удаляется куда-то в темноту кулис.

Продолжая тему «честности» музыкантов, стоит отметить местных норвежских артистов Janne Hea (мелодичные песни под гитарный и скрипичный аккомпанемент, которые очень искренне поет длинноволосая блондинка; песни о том, как она выросла в деревне среди коров и кур), американскую певицу Келелу, простую девочку «с района», немного глуповатую, но с душой нараспашку; она благодарит каждого, кто скачал ее микс, кто пришел на концерт ее, никому неизвестной Келелы, и кто поддерживал ее в этом году); и британскую поп-группу Clean Bandit, которая не претендует ни на что большее, чем просто делать поп-музыку, веселиться и танцевать».

«Самым слезоточивым концертом фестиваля стали How to Dress Well — вживую это полноценный квартет, новые песни Тома Крелла заливают душу эмоциями не хуже старых, экстатический плач и обязательное остолбенение чувствительных зрителей прилагаются; концертом, после которого, по выражению того же Крелла, «хотелось всем позвонить и рассказать, как ты их любишь», — воссоединившиеся Slowdive, с улыбкой на лице заполнившие шатер гитарным шумом, ослепляющим в нужные моменты светом и более-менее идеальными «When the Sun Hits» и «Alison». Но еще почти на каждом фестивале случается концерт, после которого ты влюбляешься в группу, о которой раньше, может, слышал, но к которой не испытывал решительно никаких чувств. На Flow у меня так вышло с Real Estate, ради которых я интуитивно ушел с Blood Orange (спасибо Деву Хайнсу за то, что «You're Not Good Enough» спел третьей). Они играли на круглой сцене под названием «Воздушный шар» , благодаря чему постоять можно было сзади любого участника — барабанщик и клавишник, кстати, были в одних носках. Они рассказали, что репетируют точно так же, стоя в кругу друг напротив друга. Под умеренно палящим хельсинкским солнцем их однообразные гитарные переливы были чрезвычайно кстати — причем что им самим, что всем остальным. Честно говоря, я ни разу не видел, чтобы музыканты получали от концерта столь дикое удовольствие — чуть ли не большее, чем, собственно, зрители. Кажется, худшее, что может случиться с группой Real Estate, — это если они напишут песню, хоть немного отличающуюся от всех остальных. Тогда с их концерта не захочется уйти с одной-единственной мыслью: вот бы так продолжалось еще часов десять».

«Также мне понравились выступления датчанки Мё, которая записала, видимо, один из лучших поп-альбомов года и вживую это только еще сильнее доказывает; англичан Jungle (их поставили в ночную программу, но они от этого только выиграли, все-таки в клубах такая музыка звучит лучше) — открытие года для меня, мощный соул-поп с тремя вокалистами (причем все белые), явно у группы большое будущее; Келела — новый R’n’B из Лос-Анджелеса, миниатюрная девушка с выбритым виском и дредами, своеобразный американский ответ FKA Twigs; Poliça — милый синтипоп с красоткой-вокалисткой; Beldina & Bella Boo — шведский инди-R’n’B с интересным медленным кавером на лучшую песню нулевых «Crazy in Love»; Tinariwen — легендарная малийская блюз-группа, выступающая в костюмах туарегов, гораздо интереснее, чем дискотеки от Омара Сулеймана».