Savages о врагах, постпанке, феминизме, Кассаветесе и Пи-Орридже

— Год назад вас никто не знал, у группы было всего-то одно видео на YouTube — а теперь вы играете на всех крупных фестивалях и даже в Россию едете. У вас самих есть ответ — почему так вышло, почему именно вы?

— Ну, никто из нас ничего такого не ожидал, конечно. Но при этом тут был важный момент: мы все раньше играли в других группах — и получилось, что учились на собственном прошлом. То есть все как-то совпало — наши представления про то, что мы из себя представляем, про то, как нам себя строить, про индустрию... Хотя нет, не то что совпало — мы специально на всем этом сфокусировались, очень много думали о том, что мы делаем, как играем, как ведем себя на сцене и так далее. Все произошло, конечно, довольно внезапно — но мне это кажется закономерным: если ты вкладываешь реально все свои творческие силы в свою музыку, публика неизбежно это чувствует и начинает тебя уважать.

— Ну хорошо, а были какие-то сложные моменты? Вы же явно девушки идейные — вам не приходилось идти на компромиссы?

— Э-э-э... Нет, ну был момент, когда наши бывшие менеджеры засунули нас на разогрев к The Vaccines, — нелепость какая-то. А так... Сложный момент наступает сейчас — он же самый интригующий. Это когда ты играешь для людей, которые совершенно необязательно любят твою группу, а может быть, даже и терпеть ее не могут; на фестивалях ведь, в отличие от клубов, собирается самая разная публика. Когда тебя слушают твои, грубо говоря, враги — это непросто, но это и заставляет тебя как-то собраться, взять себя в руки, найти в себе новые силы. В некотором смысле это и есть цена успеха — и ты идешь на это, зная, что оно того стоит.

— А на что вы шли изначально? Я так понимаю, что ведь именно вы придумали группу — а потом появились все остальные.

— В самом начале мы играли вдвоем с Айшей, басисткой, но, в общем, да. На самом деле, название Savages и сама идея нашей музыки появились даже до того, как группа реально возникла. Что это была за идея? Ну, скажем так: играть максимально интенсивно, наотмашь. Очень важную роль сыграли фильмы, в особенности «The Face of Another», такое японское кино по Кобо Абе о месте человека в современном социуме, о лицах и масках, о том, как тебя затягивает в систему и как из нее вырваться. Еще, конечно, научная фантастика вдохновляла — Филип Дик, Баллард, — хотя я даже не уверена, что сейчас их книги правильно называть научной фантастикой: по большому счету, все их идеи воплотились в жизнь, все, о чем они писали, сбылось. Замысел Savages состоял в том, чтобы открыть в самих себе — и в слушателях — некий альтернативный, независимый источник энергии. Собственно, этот замысел мы и пытаемся воплотить.

— Вы не можете не знать, что вас очень часто сравнивают с постпанком вообще и с Siouxsie and the Banshees в частности. Эта музыка важна для вас?

— Да, конечно. Но не более — и не менее — важна, чем другая музыка, или книги, или кино. Тут все понятно: новую группу всегда будут с кем-то сравнивать, потому что так проще всего что-то про нее для себя понять. И я не буду спорить, что нас многое объединяет, — и по звуку, и по образу мышления. Но тут важно понимать вот что: когда мы начинаем что-то делать, мы не думаем о том, как это будет звучать. Даже не в том смысле, будет ли это похоже на кого-нибудь, а вообще — как именно. Нам в первую очередь важна эта самая энергия, идея — а звук и мелодия должны их просто предельно точно транслировать. И в этом, наверное, мы как раз близки к постпанку. Панк ведь был концом истории, а постпанк — началом новой. Метод постпанка — это постоянное сомнение, постоянная постановка вопросов себе, своему инструменту, своей музыке, обществу. Мы тоже стараемся задавать вопросы.

— А с традицией английских женских рок-групп вы как-то себя соотносите? Насколько вообще ваш пол важен для музыки Savages — ну, с вашей точки зрения?

— Было бы странно делать вид, что пол вообще не играет никакой роли. Играет, конечно. При этом, когда группа только создавалась, я искала просто барабанщика и вокалиста — без всякой специальной гендерной привязки. Более того: изначально я предложила петь Джону из John & Jehn (предыдущая группа вокалистки Savages Дженни Бет; имеется в виду ее партнер по дуэту и по совместительству бойфренд Джонни Хостайл — Прим. ред.) — но он отказался, сославшись на занятость. А потом мне вдруг написала Дженни; и тогда нас стало трое девушек, ну и разумно было искать четвертую: у нас уже появилась определенная энергетика, и было понятно, что барабанщица ее только усилит. Конечно, то, что мы девушки, сказывается на музыке и на текстах. Но что касается традиции... Я на это смотрю скорее так: у нас очень простой, даже примитивный состав по инструментам — гитара, ритм-секция, голос. Что нам очень нравится, потому как из этого минимума мы пытаемся извлечь максимум — и это интересно. Я бы хотела думать, что наша женственность проявляется в том, как именно мы это делаем.

— То есть, грубо говоря, феминизм вам не важен?

— Не совсем. Все-таки Savages — это четыре девушки, которые играют очень громкую рок-музыку, было бы нелепо заявлять, что к феминизму это не имеет никакого отношения. К тому же я понимаю, почему вы спрашиваете, — Pussy Riot, все дела... Штука в том, что для нашей музыки неважно, мужчины мы или женщины. От этого не зависит, что и как мы играем. Если угодно, в этом и заключается наш феминизм. Мы сообщаем другим женщинам: рок — это тоже женское дело; это наш выбор — и вы можете сделать свой. Я вот, например, в детстве собиралась быть инженером, и мне никогда не приходило в голову, что это странная профессия для девочки. То же самое относится к моему нынешнему занятию. В общем, феминизм — это важная тема, но в нашем случае действия значат больше, чем слова.

— Странно еще, что Savages — первая за несколько лет заметная британская группа, которая играет реально громкую и мощную гитарную музыку. Я уж не говорю про все эти разговоры вокруг кризиса рока. Вы как это все объясняете?

— Проблема, мне кажется, в том, что многие британские группы недостаточно сфокусированы. Они не знают, о чем говорят, не знают, зачем играют. Им недостает прямоты, откровенности. Я уже говорила, что нам важна примитивность состава, — и она важна еще и потому, что позволяет сосредоточиться на инструментах. Встретиться с ними лицом к лицу, фигурально выражаясь. Понятно, что мы знаем, как использовать их технически, но интереснее другое — как добиться от них некоторого идейного качества? Как превратить их в способ транслировать энергию? Не знаю, почему сегодня мало кто задается этими вопросами. С другой стороны, кризис — это тоже ерунда, конечно. Электрогитару изобрели 60 лет назад, с точки зрения истории она еще ребенок, все только начинается. И при этом примерно каждый год ее жизни кто-нибудь объявляет, что электрогитара умерла. Не знаю, по-моему, у этого инструмента еще масса нереализованных возможностей.

— А есть какие-нибудь нынешние группы, которые, по-вашему, все-таки верно подходят к делу?

— Есть, да. Bo Ningen, например. Это японцы, которые базируются в Лондоне, делают нойз, невероятно крутой. Мы немножко сотрудничали с ними, но настоящая фантастика — это их концерты. Они реально бесстрашные ребята, ты просто погружаешься в какой-то хаос вместе с ними и забываешь о какой-либо безопасности.

— И по музыке, и по разговору вы кажетесь очень серьезными людьми. Вам совсем чужд юмор?

— Нет, почему, у меня очень циничное чувство юмора! (Смеется.) На самом деле, у нас у всех есть любимый режиссер — Джон Кассаветес, с цитаты из его фильма даже начинается наш альбом. Мы его обожаем, в частности, за то, что он не различал, где искусство, а где жизнь. Это все одно и то же. Когда ты просыпаешься, или встречаешься с кем-то, или куда-то идешь — это все равно часть твоего опыта, который имеет прямое отношение к творчеству. У нас так же. Все, что у нас есть, все, из чего состоит наша жизнь, все это уходит в музыку. Музыка для нас — это мера всех вещей. Ну а дальше все логично: если то, что ты делаешь, и есть ты, ты неизбежно относишься к этому серьезно. Это твоя жизнь, черт возьми! С ней не шутят. Мы занимаемся этим не для веселья, не для развлечения, музыка для нас — что-то куда более существенное. Что, впрочем, не значит, что мы никогда не веселимся. Все-таки мы играем рок, ездим на гастроли — ну и со всеми вытекающими. Да и вообще, я ни в коем случае не хочу сказать, что играть в группе — это самое серьезное занятие в мире. Тут просто важен подход.

— Ну хорошо, но в целом у вас мрачный взгляд на мир? Во всяком случае, из манифеста, который у вас на обложке альбома написан, я так понял, следует, что мы живем в культуре, где все слишком много разговаривают.

— Нет-нет, мы вообще-то очень оптимистичная группа. И текст на обложке не столько про то, что всем пора заткнуться, сколько про ту же сфокусированность, необходимость сосредоточиться на чем-то главном. В современном мире слишком много того, что отвлекает. Люди создают вещи вроде бы для того, чтобы сделать свою жизнь проще и быстрее, а на деле эти вещи отнимают у них время. Мы пытаемся поделиться своим опытом — как заставить мир замолчать и услышать самого себя. Мы даже иногда на концертах объявления вешаем, чтобы люди не снимали выступление на телефон, — потому что хотим, чтобы они были полностью поглощены тем, что происходит здесь и сейчас, чтобы они получили некий опыт. В конце концов, зачастую именно так начинаются какие-то важные вещи: тебя что-то задевает — и ты пытаешься понять, откуда что берется, копаешься в себе, задумываешься над тем, что делаешь.

— Но вы ведь при этом все равно одеваетесь во все черное. И вообще в Savages есть некая темная, мрачная сексуальность.

— Ну да, у нас и тексты многие про то, как получать удовольствие от опыта, который его не предполагает, выходить за свои зоны комфорта. Тут идея в том, что ты можешь преодолеть себя, только перейдя на темную сторону, — и познать что-то новое. Сексуальность, о которой вы говорите, не столько внешняя, сколько внутренняя, — это попытка вскрыть что-то в себе. Вы же наверняка замечали, что и в музыке, и в текстах у нас много повторов, — и это неслучайно. Для нас важна идея Дженезиса Пи-Орриджа, которую он манифестировал в Psychic TV: повторение — это своего рода экзорцизм; если правильно его использовать, ты можешь ментально и физически выйти за собственные пределы. Это территория, которую ужасно интересно исследовать, — в том числе с помощью концертов. А что касается черной одежды... В некотором смысле мы таким образом сигнализируем, что мы рабочие. Если ты относишься к своей работе достаточно ответственно и серьезно, ты ни на что не отвлекаешься и делаешь свое дело столько, сколько нужно. Вот это про нас.

Savages выступят в Москве в следующую субботу, 6 июля, в парке Горького в рамках фестиваля «Субботник»