Андрей Бухарин и «ОМ»

что это было «В тумбочке «ОМ», — спела как-то раз Земфира, тем самым заслуженно увековечив издание, которому и сама певица была отчасти обязана. Созданный московским журналистом и светским тусовщиком Игорем Григорьевым «ОМ» был одним из первых глянцевых изданий в России и уж точно единственным в своем роде. В отличие от появившегося несколько раньше «Птюча», ориентированного сугубо на кислотно-танцевальную культуру, «ОМ» охватывал практически все сферы жизни молодых людей и был чем-то вроде местного аналога Dazed & Confused, причем для своего времени исключительно достойно сделанного. Формально мужской и о моде, он фактически диктовал, что носить, смотреть и слушать целому поколению, чья молодость пришлась на 90-е. За музыкальную часть журнала отвечал Андрей Бухарин, который, в отличие от Григорьева, увлекался индустриальной культурой и британским мейнстримом. Прочитывая рецензии в «ОМ», люди неслись на Горбушку и в «Пурпурный легион» за «13» Blur или «Adore» The Smashing Pumpkins, а на обложках журнала, помимо уже упомянутых «Мумий Тролля» и Земфиры, побывали практически все знаковые артисты конца 90-х — от «Дельфина» до Tequilajazzz.

Андрей Бухарин

в разные периоды — ведущий редактор, заместитель главного редактора, главный редактор журнала «ОМ» (1995–2004)

— Чем вы занимались, когда появился «ОМ»?

— Да тем же, чем и всегда, — журналистикой занимался. Я писал для газеты «Сегодня» — в тот момент это была общественно-политическая газета, очень заметная, в которой был очень сильный отдел культуры под руководством замечательного литературного критика Бориса Кузьминского. А в создании «ОМа» я участвовал с самого начала. В то время я еще издавал газету 23 Post, посвященную индустриальной культуре. Это надо было видеть: 1993 год, и газета, в которой Алексей Тегин, Laibach, Psyсhic TV…

— То есть это что-то типа фэнзина было?

— Не совсем, она издавалась как нормальная газета — на восьми полосах, в рамках Ассоциации журналистов России, и я даже помню, как презентовал первый номер в присутствии Михалкова и Швыдкого — можете себе вообразить? Такие были удивительные времена: издатель, занимавшийся торговлей, условно, подержанными эсминцами, давал деньги на издание такой вот газеты. Я, конечно, ни в коей мере не хочу умалять заслуги главного инспиратора «ОМа» Игоря Григорьева, но все авторы 23 Post потом и составили костяк редакции и авторов «ОМа»: Светлана Рейтер, Анзор Канкулов, Георгий Мхеидзе, Татьяна Арефьева, Татьяна Байдакова. Конечно, тут речи ни о какой коммерции не шло, поэтому это все так быстро и закончилось. А «ОМ» сразу задумывался как коммерческое издание, и у него это получилось. Это была заря глянцевой прессы: примерно в то же время появился Playboy, чуть раньше — «Птюч». С ним, кстати, я тоже сотрудничал до того, как начался «ОМ», — помню первые долларовые гонорары, это было приятно. Там был забавный случай: я как-то написал в «Птюч» большую статью про Coil, в которой я рассказывал про магию места, и вспомнил историю со съемок «Жертвоприношения» Тарковского, когда он очень долго искал место, где он будет снимать конец света. Нашел его в Стокгольме, получил разрешение властей на съемку — а потом на этом месте был застрелен шведский министр Улоф Пальме. Главный редактор «Птюча» Игорь Шулинский прочел мой текст и сказал: «Слушай, все отлично, только давай Тарковского уберем!» Это был очень смешной момент: кумиры советской интеллигенции никак не укладывались в канон тогдашней модной журналистики, это было очень показательно.

— Но вообще «Птюч» же считали главным конкурентом «ОМа».

— Да, хотя мы так и не думали. «ОМ» были изданием более широкого профиля, а «Птюч» все-таки был ориентирован непосредственно на танцевальную культуру. Конкурентами нас считали люди не очень во все эти дела посвященные.

— У Игоря Григорьева, который, по сути, придумал «ОМ», были совсем другие музыкальные пристрастия, нежели у вас, — он любил Аллу Пугачеву и вообще эстраду. Как вы с ним уживались?

— Да, Григорьев был более светский и попсовый, но всегда оставался человеком очень широких взглядов и полностью доверял тем, с кем он работал. Впрочем, в журнале я не только за музыку отвечал, но и был ведущим редактором, поэтому занимался всем, за исключением моды, в которой ничего не понимал. Но, понимаете, тогда у нас не было музыкального журнала вообще (был только Fuzz в Питере, я его команду уважаю за то, что они никогда никому не принадлежали, сами выживали, но и уровень журналистики у них, соответственно, не всегда был высокий). Поэтому я раз или два в году делал специальные музыкальные номера «ОМа».

— Когда «ОМ» создавался, вы, очевидно, придумывая его, ориентируясь на какие-то западные образцы?

— Да, мы драли все со страшной силой из журнала Details, Dazed & Confused, i-D. Это же был период такого дикого капитализма. Потом уже мы с ними познакомились, покупали у них статьи и фотографии, я даже приезжал в редакцию к кому-то. Вообще, мы учились всему прямо на ходу.

— Как вообще тогда работало это информационное поле? Интернета же не было еще.

— Да, не было. Когда мы начинали делать «ОМ», компьютер поначалу был только у дизайнера, статьи на машинках печатали. Но по большому счету все было то же самое, я не вижу особой разницы. Да, нужно было иметь доступ к музыке, читать английские журналы, книги, поэтому специалисты очень ценились. А я знал все, что мне нужно было знать. Мы же сразу стали дико популярными, буквально два-три номера — и все стало зашкаливать. Знаете, есть такой показатель популярности — когда сумасшедшие начинают звонить; так вот нас они просто атаковали. Журнал читали везде: ты входишь в кафе, а там он лежит на каждом столе — а ведь люди покупали его за большие деньги. Да меня таксисты возили бесплатно! Это был реальный грандиозный успех. Естественно, к нам стали тянуться звезды. Это как с «Мумий Троллем» вышло: мне позвонил Леонид Бурлаков и как-то сумел меня заинтересовать, как-то так со мной заговорил, что я понял, что он не придурок какой-то. Я ему поверил, и пошло-поехало. Мне удалось убедить Григорьева поставить Лагутенко на обложку, когда у группы был только клип «Утекай», потому что он несколько прохладно к этой идее относился. Это потом они с Ильей, разумеется, подружились. Конечно, много людей посодействовало успеху «Мумий Тролля»; это сейчас некоторые могут говорить, мол, это я их открыл — на самом деле все это параллельно происходило. Потом та же история с Земфирой — но к этому времени мы с Бурлаковым уже друзьями были. Мы приняли решение поставить ее на обложку еще на стадии, когда была только кассета с ее песнями под гитару. Эти истории с Лагутенко и Земфирой я считаю большими журналистскими удачами. Что еще было из таких удач? Их было много, масштабом поменьше. Группа «Кирпичи» — первая статья о них появилась за моей подписью в журнале «ОМ», группа «Тараканы!», Zdob și Zdub были еще мальчиками неизвестными, когда я о них написал. Да про ту же группу «Ленинград» было написано у нас, когда они еще со Вдовиным были. Группу «Би-2» я как-то включил в список «10 групп, которые станут звездами». По радио тогда играла песня «Варвара», а они еще жили в Австралии, и вот им звонят: тут про вас журнал «ОМ» написал — и они приехали и первым делом пришли ко мне в редакцию. Всех и не вспомнишь, но все поколение того времени прошло через журнал «ОМ». Хотя понятно, что не мы артистов делали — это был комплексный процесс, индустрия тогда еще работала: телевидение, радио, звукозаписывающие компании.

— А вот на одной из обложек у вас Шура был. Это, наверное, григорьевский персонаж?

— Да, но он мне тоже очень нравился и нравится сейчас, у него была отличная поп-музыка. Шура, когда его еще никто не знал, пел на наших вечеринках. Кстати, наши вечеринки — это отдельная история. Мы не вкладывали ни копейки, приходила вся Москва, все звезды, светская тусовка. Сейчас крутые гламурные журналы тоже устраивают грандиозные вечеринки — могу представить, сколько это стоит. А у нас выступала даже Пугачева, но ни один музыкант с нас денег не брал. Лимузины мы по бартеру заказывали — в обмен на рекламу. Все было наше: рестораны, магазины одежды — мы жили, как при коммунизме. Хотя с деньгами бывало в какие-то моменты и не очень.

— При таких раскладах наверняка вам регулярно пытались «занести» за то, чтобы вы о каком-нибудь артисте написали?

— Я на самом деле сейчас с сожалением вспоминаю о тех временах, потому что если бы я не был повернут на своей репутации и честности, то составил бы себе скромное состояние. Вообще тогда это было принято: все делалось за деньги в поп-мире; вот в рок-музыке такого никогда не было. А я с попсой-то старался не соприкасаться. Как я обычно говорю: два мира — два детства.

— С тех пор вам денег за публикации не предлагают?

— Ну кто сейчас будет предлагать деньги за эту несчастную музыку? Она же бесплатная! Откуда в ней деньги?

— Ну а вот раздел иностранных рецензий в «ОМе» был достаточно прогрессивным...

— Нет, он был не просто достаточно прогрессивным, он был самым прогрессивным на тот момент. В 90-е годы я так же, как сегодняшние хипстеры, был помешан на Лондоне и считал, что все, что там делается и о чем пишется в журнале, скажем, NME или Q, чрезвычайно важно, жизненно необходимо для нас. Не понимал, насколько это все далеко от жизни нашей страны. Я взял интервью у группы Red Snapper и у группы Autechre еще в 1997 году, я первый написал про Daft Punk — и можно дальше продолжать. Да, безусловно, я был самым продвинутым на тот момент. Да что тут говорить, если я и в дремучем 1990 году писал рецензии на Питера Мерфи, Dead Can Dance и всю самую крутую музыку, которую только можно придумать, и в советское время знал все, что нужно было знать. Любой человек, который хотел что-то знать, знал все не хуже, чем сейчас.

 — Те пластинки, о которых вы писали в «ОМе», все реально было купить на тот момент?

— Да хоть на той же Горбушке.

— А в музыкальных магазинах?

— Конечно, и там тоже. Когда они о нас узнали, начали всем снабжать. Потому что если я писал про Buena Vista Social Club, люди приходили в магазин, тыкали в журнал — и диски разлетались как пирожки.

— А не было никаких договоренностей с рекорд-лейблами о том, что, может, не положено что-то ругать или мало звездочек ставить?

— Ну вы что — какие там лейблы? Да я был такой крутой, что мне никто не мог указывать!

— Расцвет «ОМа» длился несколько лет, а потом журнал долго и мучительно умирал.

— Да, агония была долгой. Григорьев ушел очень быстро, чуть ли не на третий год — в 1998-м, в разгар кризиса, после чего журнал цвел и пах еще года два и только с наступлением 2000-х начал терять свои позиции, ему стало изменять чутье. Так происходит почти с любым изданием, где люди варятся в своем соку и перестают чувствовать изменение ситуации вокруг и адекватно на него реагировать. Григорьев потом ненадолго возвращался и пытался журнал реанимировать, но у него ничего не получилось. Стало только хуже.

— Так в чем была проблема? Люди пять лет подряд были на пике моды и вдруг перестали понимать, что происходит вокруг? Странно выглядит.

— Чего же тут странного? На самом деле период успеха в поп-культуре очень короток. Если взять любого артиста, ты увидишь, что пик его популярности составляет 3–5 лет. А тут ведь и совсем другая эпоха наступила — путинские нулевые. Но тут проблема еще и в другом — из «ОМа» не смогли сделать машину по зарабатыванию денег. Его формат был слишком остромодный, слишком богемный, слишком маргинальный, и с ним, в общем, ничего нельзя было сделать. Под ним не оказалось правильной деловой основы.

— А как вы-то себя чувствовали, оставаясь в загибающемся журнале?

— Я хорошо понимаю психологию артистов (мне довелось ездить на гастроли с вечеринками журнала, и я знаю, что такое чес по стране) и могу сказать, что прошел тот период, который проходит любая, пусть и небольшая звезда. Я просто прошел через то же самое, через что проходят артисты: слава есть — а потом она кончается. И человек переживает определенную ломку, а потом из этого состояния выходит. Или не выходит. Я ушел тогда, когда журнал еще довольно ровно существовал, почувствовал, что надо что-то изменить для самого себя. А журнал, конечно, сильно просел в последние его годы. Но даже в самые ужасные времена оттуда продолжали выходить талантливые люди — например, создатель сайта Look At Me Василий Эсманов. А вообще, практически все редакторы «ОМа» первого созыва потом становились главными редакторами журналов.

— А что произошло с вами после того, как вы ушли из «ОМа»?

— После того как я ушел из «ОМа», я сидел без работы. Не знаю почему. Может быть, у меня были слишком высокие запросы. Но потом, когда в Москву из Петербурга пришел Rolling Stone, я сразу же примкнул к его редакции, потому что давно любил этот журнал. Помимо работы в Rolling Stone, сейчас я еще регулярно веду собственную передачу «Родная речь» на «Нашем радио».