перейти на мобильную версию сайта
да
нет
Звуки

«Matangi» Майи как прощание с оружием

Матханги Арулпрагасам, также известная как M.I.A., или просто Майя, выпустила новый альбом, на котором отошла от звукового терроризма прошлой записи и стала исполнять форменные поп-хиты. «Волна» пытается разобраться, почему это случилось, что это значит и что пошло не так.

Из множества виденных мной концертов два выступления Майи были одними из лучших. Первый — в Швеции, сразу после выхода противоречивого «/\/\ /\ Y /\». Шоу попросту воплощало идею альбома — форменный звуковой терроризм, все известные музыке зубодробительные приемы, собранные вместе: по-военному марширующие барабаны, выстрелы, истерично шумящие гитары, устрашающий сгущенный бас, визг пикирующих истребителей и так далее, и все это еще и замешано на музыке стран третьего мира. В спины зрителей целили лазеры, на сцену выходили танцоры в форме американских морпехов и танцовщицы в паранджах, под которыми воображение само дорисовывало пояса шахидок. Среди них мельтешила сама Майя, и лучшими моментами были те, когда она останавливалась, поднимала спрятанную в капюшон голову и смотрела в зал, полный резидентов страны с одним из самых высоких уровней жизни в мире. Смотрела тем самым взглядом афганской девочки со знаменитой обложки National Geographic: чуть-чуть надежды, немного ненависти, а больше всего — страха. Тогда-то и становилось понятно, что все это она задумала не чтобы постращать остальных, а потому что очень боится сама. И не понимает, почему остальные не боятся.

Второе шоу было год спустя в Сербии на фестивале Exit, название которого символизирует выход в западный мир для страны, только что пережившей сильнейший кризис. Виртуальные истребители пикировали над жителями Нови-Сада, который всего за десять лет до этого крушили истребители реальные, — так, конечно, получалось еще страшнее и еще круче: ужас синтезировался в адреналин, отчего танцы становились неистовей и искреннее; стоя в центре толпы, было не так уж легко понять, находишься ты на концерте или посреди условной площади Тахрир. Взгляд певицы, впрочем, оставался тем же — пусть дочка шри-ланкийского партизана и могла сопереживать толпе, но коллективные воспоминания сербов пугали ее еще больше.

Этот страх вперемешку с желанием немедленно заставить всех вокруг обратить внимание на безумие мира, в котором мы живем, — не такой уж и редкий случай, особенно для молодых матерей. Ответственность за нового человека в этом мире накрывает уже постфактум — и зачастую только в этот момент становится понятно, что это, собственно, за мир. Майя, за год до выхода «/\/\ /\ Y /\» счастливо исполнявшая свою «Paper Planes» на церемонии «Грэмми» в компании Канье Уэста и Лила Уэйна, находясь при этом на девятом месяце беременности, — кажется, как раз тот случай. Тогда, собственно, был последний раз, когда она просто пришла и спела поп-песню, дальше уже начался терроризм. Многие посчитали ее следующую пластинку таким большим вытянутым средним пальцем всем новым поклонникам, стянувшимся к певице после успеха «Paper Planes», — но нет, Майя не хотела их отпугивать, только напугать. Майя вообще все-таки не панк, а в первую очередь просто артистка.

Образцовая M.I.A. эпохи «/\/\ /\ Y /\» — клип на «Born Free» даже сначала удаляли с YouTube за чрезмерную жестокость

Один из худших, кстати, концертов, на которых я был, тоже отыграла Майя — без всего вышеописанного шоу, на крошечной, по сравнению с главными сценами фестивалей, площадке в саду «Эрмитаж», да еще и в рамках рекламного корпоративного мероприятия. Не то чтобы певица не старалась, но мало что можно сделать с бедным звуком и равнодушными зрителями, больше увлеченными бесплатными коктейлями. Для панка это была бы не проблема, для поп-артиста делать ставку на шоу — норма. Вообще, стоит четко очертить эту грань между условным панком и условным артистом — она в том, что панк болеет за идею и творит ради нее же, а артист болеет за музыку. То есть Зак де ла Роча готов поносить систему хоть в бункере 4х4, Курт Кобейн свою славу истово ненавидел, ну а Дэвид Боуи или там Radiohead все-таки хотят быть услышанными и делают музыку в первую очередь про саму музыку. Не то чтобы у них не было других идей (те же Radiohead помешаны на экологии и вообще за все хорошее против всего плохого), но все-таки эти идеи не определяют песни и не всегда через них транслируются. Так вот, про Майю почему-то принято думать, что она из первой категории, — и с этим связаны неоправданные на нее нападки: журналистка The New York Times рассказывает, как певица-партизанка уплетает трюфеля, имея в виду претензию, москвичи хихикают, когда узнают, что враг всех режимов собирается выступить на частном пафосном мероприятии. Только все эти разоблачения из той же серии, что «Навальный, оказывается, националист».

Период обостренного чувства справедливости, конечно, у Майи был — но это именно что период, как у каждого большого артиста. И главным для нее в тот момент было не сообщение, что в мире происходит повсеместная война, а попытка нащупать метод музыкальной рефлексии этой ситуации: собирать пулеметные очереди в ритм, взрывать бочку, сжижать самолетный гул до дабстепового баса — и все это вперемешку с родными мотивами тех стран, где обычно военные действия ведутся. Эти приемы, придуманные еще ее бывшим мужем Дипло, Майя довела до абсолюта на «/\/\ /\ Y /\», пластинке-концепте, концентрированной взрывчатке. «Matangi» же — наглядная демонстрация того, как из хаоса рождается красота и как то, что вчера озвучивалось бластбитом барабанщика Napalm Death, теперь оказывается клубным попсом. Научившись на своих концертах устраивать лихие милитаристские вечеринки, Майя перенесла свой опыт в студию; успокоившись после постродовой паники, она снова научилась веселиться под звуки выстрелов и пугаться их лишь понарошку, как внезапно выскакивающих чудовищ в фильмах ужасов.

Образцовая Майя эпохи «Matangi»: третий мир в клипе на «Bring the Noize» — лишь тема для классной вечеринки

Майе повезло: за прошедшие три года никто так и не научился толком использовать ее находки — с ней не случилось главной беды всех новаторов, когда другие люди быстрее воплощают их идеи в доступном виде и снимают все сливки. «Звуковой терроризм» остался исключительно ее инструментом, даже несмотря на наличие в мире таких артистов как Скриллекс или Дипло, и то, что весь модный сегодня трэп соткан из тех же боевых материй (и к чему-то очень похожему Майя себя на новой пластинке и привела). Но большой победы с демонстрацией достижений и нового витка эволюции на «Matangi» не вышло, и понятна позиция лейбла певицы Interscope, который долго не хотел выпускать альбом — дескать, «слишком позитивный». Действительно, без запальчивого антиглобалистcкого настроя это все почему-то работает не так: и вроде не найти в этом году клубного боевика задорнее «Y.A.L.A.», и Майя впервые за долгое время вспоминает о своих традиционных эмсишных талантах в «Boom Skit», и мощные хуки тут есть, как в припеве «Double Bubble Trouble», и пение поверх трека The Weeknd говорит о хорошей эрудиции, но что-то все равно идет не так. Кажется, вот что: превращая на «Matangi» войну в игрушечную войнушку, Майя и сама вправду становится той злодейкой, которой ее рисовала пресса, — паразитирующей на образе партизанки любительницей трюфелей, которая обращается к страшным реалиям, только чтобы пощекотать себе нервы со скуки. Видимо, главное, что ей удалось на «/\/\ /\ Y /\», — это не придумать новый звук, а волею случая убедить всех вокруг (включая себя саму и свой лейбл), что она не поп-музыкант, а идейный панк. И саморазоблачение на «Matangi» расстраивает хотя бы своей безыскусной прямолинейностью — зачем же так в лоб. Ну и ладно. Революция будет потом, а пока — дискотека. 

Ошибка в тексте
Отправить