«На концертах я заливаю гитару кровью»: Rooftops о новом альбоме, моде и 90-х

• — Ваш новый альбом «Wuf» записывался в Powerhouse. Как вам удалось туда попасть? Вообще это ведь не очень очевидное соположение: группа с хардкор-корнями и модная студия.

Тимофей (вокал): Прошлой зимой я прочитал, что появилось такое место, главная цель которого — помощь молодым исполнителям и их продвижение. Мы считаем, что открытие Powerhouse — это лучшее, что происходило с Москвой за последние несколько лет. Я просто отправил им демку; до этого ни с кем из Powerhouse я не был знаком даже заочно. Потом мы случайно познакомились, и я еще раз упомянул про нашу группу. Ребята сказали, что не знали, что я играю в Rooftops, и внесли нас в список интересных им музыкантов. Мы тогда как раз планировали писать альбом. На тот момент клуб не был готов к таким длительным историям с группами, но мне удалось их убедить в том, что нам необходима их помощь — хотя бы в том, чтобы просто бесплатно сидеть и творить. В итоге они предоставили в разы больше того, что мы просили, за что я им сильно благодарен.

• — Вы начинали с меланхоличного панка в духе Hot Water Music и Nothington, но ваш новый альбом звучит скорее как альтернативный рок 90-х. Особенно чувствуется влияние Slowdive. Как это вышло?

Андрей (гитара): Лично я не делю нашу музыку на периоды меланхоличного панка или там гранжа 90-х. Для меня важна другая оппозиция: мелодичная и энергичная музыка или пластмассовая подделка, склеенная звукорежиссерами для раскрутки на каком-нибудь MTV. Я играю в первую очередь музыку, в которой есть атмосфера и мелодика, то, что заставляет лично меня кайфовать. Другие критерии меня волнуют в меньшей степени. 

Алексей (гитара): Чуваки, я сочинил большую часть музыки для этого альбома и могу сказать, что ненавижу Slowdive! (Смеется.) Вообще, ограничиваться какими-то рамками — это отстой, на мой взгляд. Мы вне этого дерьма.

Тимофей: До того как собрать Rooftops, мы слушали Hatebreed и What We Feel, любили хардкор и скиновали. Потом, уже под нынешней вывеской, мы стали играть оргкор с бородой и сломанной рукой, но борода росла не у всех, поэтому не срослось (зато рука срослась, и теперь все нормально). Ну а дальше у нас пошел рип-офф с Title Fight, а затем мы услышали кавер на «Rape Me» у стены Цоя и решили проникнуться духом 90-х и Сиэтла; собственно, до сих пор им проникаемся. Дальнейшая судьба  группы на данный момент неизвестна. Существует два пути развития — дарквейв и сырые скины. Мы пока не решили, что будем носить в новом сезоне — бомбер или кожан.

• — Вероятно, многие похожие на вас по звуку группы из разных стран мира расскажут примерно такую же историю — мол, слушали группы из Сиэтла в школе, нравилось. Вопрос в том, почему они появились в таком количестве именно сейчас. Почему именно в 2014 году вновь стали актуальны гранж, шугейз и Nirvana?

Тимофей: Мне кажется, вы преувеличиваете степень актуальности звука 90-х. Группы, которые сейчас играют в этом направлении, можно пересчитать по пальцам одной руки. Nirvana всегда была модной командой, кроме того, хайп вокруг нее во многом связан с гибелью Курта. Смерть Курта — лучшее, что могло случиться с Nirvana, для того чтобы группа вошло в историю. Это мое мнение. Да, до Кобейна умерли Моррисон и Кертис, но их группы (при всем уважении к творчеству этих людей и их поклонникам) рядом не стояли с тем, что сделали Nirvana. Кроме того, как мы все знаем, не последнюю роль в продвижении гранжа сыграла грамотная политика лейбла Sub Pop и вообще общий контекст той эпохи. Что касается актуальности — да, на Западе есть ряд команд с похожим звуком, но в целом это капля в море. Я уж не говорю про Восток.

• —  Как вы сами сказали, в США 90-х была своя атмосфера, которая имеет мало общего с нынешней российской реальностью. Вам не кажется, что ваш звук ей чужд?

Алексей: Почему чужд-то? Говоря про атмосферу 90-х, вы имеете в виду кислоту, что ли?

Тимофей: Я еще не встречал человека, который мог бы рассказать, при каких именно обстоятельствах сочиняли музыку в 90-х годах. Все, что было записано 25 лет назад, осталось в прошлом. Было бы глупо пытаться сейчас исполнить нечто подобное (я имею в виду не процесс звукозаписи, а формат сочинения лирики и музыки). Я понимаю, что многие привыкли ориентироваться на классиков и зарекомендовавших себя адептов того или иного жанра, так было всегда. Все новое неизбежно сравнивается с творчеством «отцов» и, как правило, блекнет по сравнению с ним. Почему так происходит? На мой взгляд, единственное важное отличие между теми или иными исполнителями заключается в личной истории каждого из них. Послушайте подряд песни «Stab» Title Fight, «Wait» Whirr и «Юность» Bicycles for Afghanistan. Эти прекрасные песни в чем-то похожи, но при этом совершенно разные.

• —Вы начинали с концертов в подмосковных ДК для скинхедов и крастеров, а теперь выступаете перед совсем другой публикой в том же Powerhouse и вполне органично смотритесь в одном ряду с Glintshake и другими резидентами «Солянки». Насколько сильно изменилась аудитория Rooftops и ваше отношение к ней?

Тимофей: Я очень рад, что по-прежнему вижу на концертах тех людей, которые приходили на выступления Flawless Victory (предыдущая группа Крюкова. — Прим. ред.) в 2007 году. Вообще, мы недавно играли на складе в Нижнем Новгороде — едва ли это место можно назвать престижным — и получили огромное удовольствие. Что касается трендов, меня не волнует, как выглядит человек, который приходит на наш концерт. Внешний вид — это просто оболочка; каждый может одеваться, как хочет, у меня нет предрассудков на этот счет. Главное, что у человека в голове и в душе. Раз он сегодня с нами, значит нам есть что рассказать друг другу.

• — Может, вас и не волнует, как выглядят слушатели, но сами вы с модой взаимодействуете — недавно у вас была коллаборация с брендом «ННХ», а ваши коллеги Glintshake, кстати, снялись в рекламе Fred Perry. Не брезгуют рекламировать шмотки и группы типа Fucked Up. Нет ощущения, что сегодня музыка — даже независимая — уже не воспринимается сама по себе? Чтобы быть более съедобной, ей нужны дополнительные материальные бонусы.

Тимофей: Когда я говорил, что мне неважно, как выглядит человек, который приходит к нам на концерт, я имел в виду не только и не столько моду. Пусть приходят голыми, я буду счастлив. Мы, кстати, не только с «ННХ» сотрудничали, но и с киевским брендом Syndicate. Я люблю инициативы, сделанные своими руками. На тот момент такая коллаборация показалась нам клевой, тогда этого еще никто не делал. А что касается независимости, наша музыка на 100% зависит от пяти человек, играющих в группе. Любой наш вдох, любая нота, любое движение — это мы. Никто и ничто не влияет на группу, кроме наших умов. Независимая музыка живет.

• — Многие панки и хардкорщики со временем приходят к совершенно неожиданному для них звуку — дарквейву, как это сделали Cold Cave, или инди-року, который заиграли Ceremony. Вы тоже идете по подобному пути. Что в панке перестало вас устраивать?

Тимофей: Я не хочу привязываться к каким-то там движениям, направлениям или жанрам. Я это я, мне нет никакого дела до того, кем надо быть, чтобы выглядеть правильно с точки зрения тех или иных людей. Всю жизнь я играю в то, что мне хочется. Название альбома «Wuf» олицетворяет лай, который никто не понимает. Все хотят быть такими, как им советуют лидеры мнений. Люди не могут принять что-то иное, незнакомое, и к панкам это относится в первую очередь. Текст титульной песни альбома посвящен именно панк-хардкор-комьюнити, представители которого так сильно хотят быть крутыми и не похожими на других, что не замечают того, что они такие же, как и все. Стать исключительным может только тот, кому удастся выйти за рамки, мешающие ему полноценно творчески мыслить.

• — «Я им не верю» — это, наверное, главная претензия, которую можно прочесть в адрес вашего альбома в соцсетях. Вопреки вашему пресс-релизу, многим не кажется, что в музыке Rooftops «закопана душа», как вы пишете.

Тимофей: Чуваки, верьте нам, пожалуйста.

Андрей: С музыкальной точки зрения мы записали этот альбом достаточно честно, в первую очередь, по отношению к себе. За все время существования нашей группы мы еще ни разу не записывались с такими эмоциями, как это было в этот раз. Обычно все происходило так. Давалась команда: «Пацаны, надо быстренько записать максимальное количество партий за 6 часов». Часто это выливалось в механическое дерганье струн и удары палочками по пластику. В этот раз было творчество. Я бы не назвал этим словом то, во что бы сам не верил.

Алексей: Я каждый второй концерт разбиваю себе руку и заливаю гитару кровью. Приходите на наши шоу и убедитесь в этом.

• — Интересно, что в трейлере документального фильма о записи «Wuf» примерно такую же претензию предъявляет вам звукорежиссер Powerhouse.

Тимофей: Звукорежиссера зовут Павел Никольский, помимо нас он работает, кстати, с «Фанни Каплан». Паша один из немногих людей в музыкальной индустрии, чье мнение для нас очень много значит, и мы готовы слушать его критику по поводу нас всю жизнь, исправляться и работать над собой.

Андрей: Да, наконец-то на записи появился человек, который не просто нажимал кнопку «Rec», а по-настоящему учил нас «ловить момент ярчайшей энергетики», чем, собственно, и должен быть процесс записи альбома. Эти слова Паши я воспринимал скорее не как критику, а как средство достижения взаимопонимания для дальнейшей работы.

Тимофей: Нет ничего постыдного в том, что ты чего-то не знаешь или не умеешь. Надо всю жизнь учиться и не бояться ошибаться. Я понял, что Паша поменял к нам отношение, когда ощутил, что мы с ним разговариваем на одном языке. Мы пришли на студию со своим пониманием звукозаписи, но на самом деле это все было как раз тем пластиком, о котором он говорит в трейлере. Работа с Пашей нас очень сблизила, я был по-настоящему счастлив, когда после концерта-презентации «Wuf» он подошел ко мне и сказал: «Пацаны, мы с вами сделали хорошее дело, и эта презентация — маленькое тому подтверждение». Именно от Паши  я услышал реально четкие тезисы о том, как должна записываться рок-музыка. Я всегда понимал, на чем она держится, но такую точность в плане звукозаписи услышал впервые. Это было очень живо, энергично и профессионально. Короче, Паша очень крутой!

• — Вы же раньше по-русски пели, а теперь перешли на английский. Почему? Вам кажется, так вас лучше поймут за рубежом?

Тимофей: Нам просто нравится путешествовать по странам Запада. Там дороги лучше.