«Не бывает „универсальных таблеток“»: психолог критикует новую книгу Михаила Лабковского

3 апреля 2024 в 12:00
Михаил Лабковский — звезда популярной психологии, его книги расходятся миллионными тиражами. При этом в профессиональном сообществе часто говорят, что многие из его советов в лучшем случае слишком общие, а иногда могут быть и вредны. По нашей просьбе практикующий психолог прочитала его новую книгу «Привет из детства» и поделилась своим мнением.
Ольга Китаина

Практикующий психолог, член Ассоциации когнитивно-бихевиоральных терапевтов, соосновательница платформы Alter

После прочтения книги «Привет из детства» у меня остались смешанные впечатления.

Отношение к Михаилу Лабковскому в профессиональном сообществе скорее скептическое. И все же стоит поблагодарить его за вклад в популяризацию психологии как таковой. Михаил пишет простым языком, доступно и увлекательно, с примерами и кейсами (в основном из вопросов, которые автору задавали на публичных лекциях). Он смог выстроить такой диалог с аудиторией, что мотивировал очень многих людей начать думать о своих потребностях и желаниях, а также о других психологических вопросах. От этого точно есть польза.

Действительно, у многих непростые отношения с родителями, и негативный детский опыт зачастую продолжает влиять на различные сферы жизни человека уже во взрослом возрасте. Поэтому у книги актуальная тема и в целом благая цель — помочь читателю понять, почему родители вели и ведут себя определенным образом, задуматься об отношениях с ними. Возможно, это не решит проблему, но может побудить искать ответы и в итоге найти правильный путь. Мне показалось, что автор искренне желает людям хорошего и стремится помочь, хотя я далеко не везде поддерживаю его подход и разделяю его идеи.

При этом я в целом согласна с одной из ключевых мыслей в книге о том, что за неприятным и вредоносным поведением родителей по отношению к детям отнюдь не всегда стоит нелюбовь. Автор стремится помочь читателям понять сложности своего детства через взгляд на родителей как на живых людей со своими «тараканами» и ограниченными ресурсами. Я думаю, что многим это может принести некоторое облегчение, пусть и только на когнитивном уровне.

Понимание мотивов поведения родителей, их возможных травм, болезней, невозможности поступить иначе исходя из личных ограничений может быть важным шагом для последующей работы уже на уровне чувств.

Также автор верно подчеркивает, что это именно про понимание и принятие, а не про нормализацию их поступков. Он прав, говоря, что не нужно заставлять себя любить родителей, что люди не обязаны это делать. Соглашусь и с акцентом на том, что, разбирая проблемы в отношениях с родителями, важно решить свои внутренние конфликты. Я была рада увидеть в книге фрагмент, где Лабковский говорит о вреде насилия над детьми и подчеркивает, что в насилии всегда виноват агрессор. Казалось бы, это простая мысль, но, к сожалению, ее приходится повторять снова и снова, поэтому хорошо, что автор, человек с очень широкой аудиторией, тоже это сделал.

У меня есть много критических замечаний по поводу концептуализаций автора (того, как он объясняет, что происходит с клиентами и почему, какие причинно-следственные связи он видит в их историях), а также советов, которые он дает. Но при этом в книге встречаются неплохие теоретические отступления (хоть и не всегда достаточно полные) и рекомендации. Например, Лабковский приводит случай девушки с сильным чувством вины за поступок по отношению к родителям, у которых был диагноз ДЦП. Она не могла простить себя за то, что, когда была маленькая, стыдилась их. Девушку травили в школе за то, что у нее такие странные родители, и она желала им смерти. Автор сочувствует девушке и тому, насколько тяжелый груз она несет. Он выражает ей поддержку в связи с тем, что она была жертвой издевательств со стороны сверстников, и правильно отмечает: то, что она думала тогда про родителей, объясняется этим, а также тем, что она была слишком маленькой, чтобы все осознавать. При этом он подчеркивает, что она, взрослая, не несет ответственности за себя маленькую, что она уже другой человек. И далее рекомендует девушке помогать людям с диагнозом ДЦП (поскольку ее родителей уже нет в живых), предполагая, что, например, через волонтерство в фонде она сможет исцелить свою вину и простить ту маленькую девочку, которой она была. Это может быть хорошим вариантом, который стоит попробовать, однако неизвестно, насколько этот совет в итоге окажется полезен девушке. Как практикующий терапевт, отмечу, что такая стратегия может и не помочь решить внутренний конфликт и справиться с чувством вины. Это может сработать как элемент «искупления», но это гиперкомпенсация на поведенческом уровне: она дает облегчение, но в долгосрочной перспективе может мешать. Поэтому к подобным рекомендациям не стоит относиться как к панацее.

Я также была рада тому, что автор неоднократно подчеркивает важность проработки травм с профессиональными психологами и советует к ним обращаться.

При этом многие вещи в книге с научной и этической точки зрения вызывают у меня критику, а местами — негодование.

Автор часто пользуется непрофессиональной терминологией, которая не имеет под собой научных оснований. Так, слово «невротик» автор использует как некий тип личности или диагноз — и то и другое не только некорректно с научной точки зрения, но и звучит уничижительно, будто человек, о котором идет речь, является в чем‑то ущербным или нездоровым.

Похоже, что автор употребляет термин «невротик» в той же коннотации, в какой его использовали советские психиатры: неврозом называли определенную группу нервно-психических расстройств, которые могут возникнуть, например, вследствие конфликта человека с окружающей его действительностью (см., например, работы В.Н.Мясищева). Однако уже в Международной классификации болезней десятого пересмотра (МКБ-10), принятой ВОЗ еще в 1990 году, термина «невроз» не было — то есть в любом случае это понятие сильно устарело.

В современной психологии существует модель оценки индивидуальных особенностей личности, подтвержденная исследованиями, она называется «большой пятеркой» черт — это открытость к опыту, добросовестность, экстраверсия, уступчивость и невротизм (или нейротизм). Нейротизм означает склонность человека к «застреванию» в негативных эмоциях (тревога, фрустрация и прочие). Высокая степень нейротизма проявляется в неуверенности, раздражительности, сильной переменчивости настроения или постоянном пребывании в плохом настроении. Низкий же уровень указывает на большую эмоциональную устойчивость. Это не диагноз, а просто черта, которая может быть выражена в человеке сильнее или слабее. При этом формирование тех или иных черт личности в рамках данной модели является результатом сложного взаимодействия психологических, биологических факторов и условий окружающей среды. Лабковский же, по сути, утверждает, что черты личности определяются исключительно воспитанием, и игнорирует все остальные факторы: мол, родитель сделал что‑то не так — и вуаля, ребенок стал невротиком. Но с нейротизмом все гораздо сложнее.

Кроме того, автор часто прибегает к обобщениям (например, утверждает, что обида на родителей влияет на все в жизни) и раздает рецепты, которые якобы должны подойти всем, без учета нюансов ситуации и индивидуальных особенностей человека. При этом господин Лабковский нигде не оговаривает, что вся книга основана лишь на его личной практике и не имеет научного базиса, что его подход — это, по сути, его собственные житейские советы, не подтвержденные исследованиями и опытом коллег. Он выдает написанное за единственно верную истину.

Автор очень часто категоричен в своих рекомендациях и по отношению к клиенту, что не является профессиональной позицией для психолога. Задача профессионала — видеть индивидуальные особенности клиента и нюансы его ситуации, а также работать исходя из запроса клиента и его ценностей, оставляя ему право на собственный выбор и ни в коем случае не осуждая и не критикуя.

Хороший специалист не дает советов и оценок. Автор же, например, категорично заявляет: «Не надо уживаться с родителями», «Извините, нет».

Единственным допустимым для автора вариантом, когда взрослый человек может продолжать жить с родителями, даже если ему это тяжело, является болезнь последних — а экономия, например, недостаточно веская причина. При этом автор не учитывает, что есть люди, которые прямо сейчас экономически не могут себе позволить разъехаться с родительской семьей, или культура подразумевает жизнь вместе — это может быть характерно, например, для сельской местности. Я понимаю мнение Лабковского о том, что жить с родителями во взрослом возрасте — это вредно, но он толком не объясняет читателю почему и не признает, что могут быть нюансы. Просто говорит, что нельзя, — иначе с вами что‑то не так. Такая категоричность свойственна житейской психологии.

Автор часто дает рекомендации в стиле «просто прекратите это». Пример: героиня говорит о том, что рассказывает маме многое из своей жизни, понимает, что каждый раз нарывается на критику, но не может перестать с ней делиться. Лабковский же в ответ предлагает «просто закрыть рот, ни о чем маме не рассказывать». Но ведь героиня сразу призналась: она сама осознает, что не стоит этого делать, но не может себя остановить. Если бы люди так легко могли прекратить делать то, что им вредит, делали только то, что они считают правильным, и ничто не мешало бы им внутри, то они не пришли бы за помощью. У Лабковского в целом жесткий и категоричный подход. Такой подход может работать только с людьми с хорошими опорами и ресурсами, которым действительно могло не хватать осознания, как поступить. Тех же, кто в плохом состоянии, с низким ресурсом, отличается высокой чувствительностью или имеет какое‑то психическое расстройство, это может ранить и навредить лишь сильнее. Мне это очень напоминает психолога из юмористического видео, где специалист проводит сессию с клиенткой, которая жалуется на страх. Сессия длится всего пару минут и состоит из крика на клиентку: «Прекратите это!»

К чувствам клиентов автор часто не проявляет должного внимания и эмпатии. Уже в начале книги он заявляет: «Обижаться на маму с папой за то, какие они люди, бессмысленно и бесполезно». Я понимаю, что он хочет сказать, но этой фразой он как будто обесценивает чувства, и думаю, что это вряд ли будет целительно. Скорее, нужно говорить о том, почему обиду стоит отпустить, как это вам поможет и как это сделать, а не заявлять человеку о том, что он делает что‑то бесполезное. Перефразируя известный мем: «Нельзя просто так взять и перестать чувствовать то, что чувствуешь». Если бы человек от того, что он рационально понимает, что какая‑то эмоция мешает его благополучию, мог бы просто прекратить ее испытывать, то психологи были бы вообще не нужны. Правда, позже, через несколько десятков страниц, Михаил упоминает, что прощать нужно ради себя, что это отравляет прежде всего нашу жизнь, но первой обесценивающей формулировки, которая может ранить читателя, это не отменяет.

Еще пример чрезмерно категоричного заявления автора: когда тебе что‑то неприятно, надо только один раз об этом сказать, а потом, если ситуация повторится, расставаться. Такая жесткость не отвечает реальной жизни и, с высокой долей вероятности, не даст построить счастливые отношения. Построение отношений — это процесс: мы учимся взаимодействовать с конкретным человеком. Обучаясь чему-то, мы все совершаем ошибки — как правило, далеко не единожды, и это нормально, ведь речь идет о формировании нового навыка, нового паттерна поведения, об изменении привычек, а это требует времени и усилий.

Сколько раз вы ошибались, например, пока учились водить автомобиль? Представьте, что бы вы чувствовали, если бы после первой же ошибки вас выгнали из автошколы?

Сколько людей в итоге научились бы водить? Сколько бы в мире осталось пар и как долго они пробыли бы вместе, если бы после первой ошибки партнера мы расставались? Какое бы напряжение испытывал человек, зная, что невымытая единственный раз посуда или забытые на полу носки чреваты разрывом? Конечно, возможны ситуации, в которых этот принцип будет полезен: бывают такие ошибки и такие реакции на них другой стороны, когда уходить действительно надо сразу — например, если речь идет о домашнем насилии. Но это уже отклонения от нормы, а большинству «нормальных» пар такой совет скорее помешает строить отношения и развиваться в них вместе.

Безусловно, отношения требуют постоянного баланса потребностей. Говорить о том, что тебе не нравится, и ставить границы — это правильно. Но здоровые границы — скорее широкие, гибкие, инклюзивные (учитывающие нюансы и особенности обоих партнеров) и уважительные. Они включают в себя благодарность и открытое общение. И коммуникация с партнером про границы должна быть больше про просьбу и диалог, чем про требования. Никто не идеален, и иногда нужно провести не один разговор про границы, чтобы прийти к соглашению, которое комфортно для обоих. Зачастую необходим компромисс, взаимные уступки. И то, как выстраивает границы конкретный человек в контакте с другим, зависит от его или ее ценностей. Психологическая же работа над границами — это про то, чтобы понять не только то, какие они у меня, но еще и почему. То есть почему чье-то поведение вызывает у меня ту или иную реакцию. Почему у меня границы и потребности такие, а не иные. Это больше про внутреннюю осознанность, обращение к которой в тексте автора абсолютно отсутствует.

Ту же ригидность я наблюдаю и в его «правилах счастливой жизни», которые он дает как универсальный рецепт для любых ситуаций: «делай только то, что хочется», «не делай того, чего не хочется» и так далее. Опять же, это очень жесткие установки из житейской психологии, далеко не всегда работающие в реальности.

Мне также не нравится, что автор общается с читателем как будто с позиции сверху и очень часто обесценивает их чувства. Для профессионального психолога это недопустимо.

Вспомнить хотя бы такие фразы, как «пора взрослеть», «бессмысленные» обиды. Или, например, реакцию на вопрос про то, как решить проблему в отношениях с мамой: «Вы что, шутите?», «Вам уже давно не восемнадцать».

Как я уже упомянула, автор приводит много кейсов, но не всегда пытается «решить» озвученные в них запросы. Например, одна героиня говорит о том, что не может отпустить обиду на мать и трансформировать свои чувства к ней, и прямо спрашивает его, как это сделать. Ответ Лабковского: не надо себя заставлять. Но вряд ли это можно считать ответом на ее истинную потребность — изменить отношения с матерью. Или его спрашивают, как сделать так, чтобы отношения с мамой потеплели, а в ответ: «Мама делает так не нарочно,» — при этом Михаил не стремится узнать, в чем обида, что произошло, чего хотела бы клиентка и так далее. Это очередная иллюстрация того, что автор пытается всем дать одну универсальную таблетку, — похоже, что у него есть лишь пара рецептов, которые он считает годными для любого человека. Из текста видно, что зачастую он даже не слушает, о чем именно его спрашивают.

В целом вся книга состоит из якобы универсальных советов, которые должны всем подойти. С одной стороны, это может быть полезно для первого знакомства с тематикой, но с другой — в психотерапии не бывает «универсальных таблеток». Очень много факторов влияет на то, что происходит с человеком, как он на это реагирует и каким образом, с помощью каких инструментов и техник ему можно помочь.

В книге есть кейс, который вызвал у меня особенно много негативных чувств, потому что показывает, как такие рекомендации, без учета нюансов и индивидуального подхода, могут не просто не помочь клиенту, но и навредить. А тот факт, что автор не видит и не признает свою профессиональную ответственность за то, что произошло с клиенткой, а лишь обесценивает ее чувства, вызвал у меня крайнее негодование и обеспокоенность за нее и за других возможных жертв его «терапии». На одной из лекций женщина рассказала Лабковскому, что сделала все, как он говорил, чтобы «заставить мать себя уважать», но в результате уже три года мама с ней просто не разговаривает и дочь даже не знает, жива ли она. Женщина в крайне расстроенных чувствах и сильно переживает, она заплакала прямо на лекции. Автор же спрашивает читателя: о чем говорит эта история? И тут же дает свой ответ: «О том, что некоторые дети слабее своих родителей» — мол, они попытались сделать по-своему, но у них ничего не вышло. Он не проявил ни сочувствия, ни ответственности за то, что дал жесткие рекомендации без предупреждения о возможных последствиях; возможно, человек был к таким действиям не готов, и нам неизвестно, что это были за рекомендации, насколько они профессиональны — в книге этих деталей нет. Далее Лабковский намекает, что женщина в ее ситуации должна была спокойно перестать общаться с мамой, а иначе это нездоровая сепарация. И заявляет: вот с посторонним человеком вы же не расстраиваетесь, что он с вами не говорит, а с мамой сразу стали «плачущей девочкой» (еще одна очень «бережная» и «тактичная» формулировка!). Но отношения с посторонним и с родной матерью — это разные вещи. Даже странно это комментировать. Боль от полной потери контакта с мамой Лабковский объясняет тем, что героиня якобы продолжает жить жизнью маленького ребенка и зависеть от родителей. И бросает женщину с этой болью, выдав ей свой «диагноз».

Честно скажу: как психологу, мне было тяжело читать эту книгу и тревожно за многих людей, чьи истории в ней описаны.

Повторю, что сама тема, которой она посвящена, очень важна и кому‑то упомянутые рекомендации могут оказаться полезны. Однако выдавать личное мнение, жизненный опыт, элементы коучинга и провокативные техники за профессиональную работу психолога безо всяких оговорок об этом и не предупреждая о возможных рисках, на мой взгляд, неэтично и недобросовестно.

Издательство

«Эксмо»

Расскажите друзьям