Мама Рома
29 сентября в Зале им. Чайковского выступит группа «Лойко»
А еще – много других, менее известных цыган: возглавляющий «Лойко» скрипач Сергей Эрденко пригласил выступить вместе в одном концерте друзей и родственников. Они будут играть цыганскую музыку, про которую принято думать, что она ресторанная и дикая. На самом деле она дикая и волшебная. Сами они – люди, про которых принято думать, что они поют и воруют на вокзалах. На самом деле они просто живут в волшебном мире. На экскурсию в мир цыган отправился Валерий Панюшкин. Цыганскую семью Эрденко фотографировал Сергей Осьмачкин.
Пропавший дедушка
Цыганский гипноз? Существует. В Милане на Соборной площади ко мне подошла цыганская девушка, сказала, чтоб я отдал ей бумажник, и я отдал. А потом забыл об этом и пошел дальше. А девушка вынула из моего бумажника деньги и бумажник вернула мне, потому что девушка была добрая.
Подружка Рады Эрденко шла как-то раз по улице в Москве. И к ней подошла цыганка. Попросила отдать золотую цепочку и сережки с бриллиантиками. И сказала, что все теперь у этой девушки будет хорошо. И девушка потом очень расстраивалась из-за сережек и цепочки, хотя с тех пор у нее действительно все было хорошо. Так что цыганский гипноз существует, конечно.
Цыганский пирог? Цыганский пирог делается так. Раскатывают тесто. На тесто кладут тонкий слой риса, потом тонкий слой изюма, потом фарш из печени, почек и сердца, потом слой кураги, потом опять фарш, изюм, рис и тесто. Потом пирог пекут, но не едят сразу, а замораживают в холодильнике и режут на куски. А эти куски обжаривают, и получается вкусно. Вот так делается цыганский пирог.
Цыганский скрипач? Конечно. Цыганский скрипач Сергей Эрденко пхэрэл переулочком и марэл телеграммочку: «Дядя Миша зпт рад буду зпт если вы примете участие моем концерте Зале Чайковского Москве двадцать девятого сентября зпт Сережа Эрденко тчк». Дядя Миша не ответил. Дядя Миша, баянист Михаил Бузылев, ехал, как всегда, куда-то с гармошкой в чемоданчике, и даже телеграммы, главное после «передай, если увидишь» цыганское средство связи, не догоняли дядю Мишу. Такой путешествующий неизвестно где старик.
Мне кажется, любой цыган, проживший правильную жизнь, к концу жизни становится «пропавшим дедушкой», этаким цыганом Мелькиадесом из книги «Сто лет одиночества», который обязательно придет неизвестно когда, и все этого ждут.
А чтобы прожить правильную жизнь, надо не заниматься нецыганскими делами и заниматься цыганскими. То есть не водить машину, не служить в армии, но зато петь, путешествовать и играть на музыкальных инструментах. Короче, дядя Миша не ответил.
Тогда цыганский скрипач Сергей Эрденко опять пхэрэл переулочком и опять марэл телеграммочку дяди-Мишиному сыну Виктору Бузылеву, лучшему, может быть, из ныне живущих цыганских певцов, автору тысячи песен, которые поют все цыгане по всей земле. А Виктор Бузылев живет на самом краю Московской области, в доме без мебели, электричества и воды. И по ночам при свете керосиновой лампы пишет книгу. Книга эта про дедушку, пропавшего без вести в Отечественную войну. Про дедушку, который должен был бы уже умереть от старости, но, конечно, не умер, и его все ждут. И еще про девушку, которая влюбилась в цыгана и убежала из родительского дома, не взяв с собой ничего, кроме девичьей чести, впитавшейся в старую простыню.
Цыганская книга
Деревня без названия. Небольшой деревянный дом. Плотного сложения цыган, волосы с проседью, перегибается через действующую модель забора в натуральную величину и кричит: «Вас Сережа Эрденко прислал? Заходите». К дощатому сараю пристегнута на цепи небольшая собачка.
На поваленном дереве у входа в дом сидят старуха, женщина и двое детей. Бузылев говорит жене:
– Сигареты тедес мага мага курить ничи, – кажется, так.
И еще что-то говорит про чай, за которым утром послали родственников в соседнюю деревню, а другие родственники встретили тех, первых, родственников по пути в Москву. Короче, чая нет.
Дом устлан коврами. Совершенно пустая русская изба-пятистенка с печкой посередине вся устлана коврами, и больше в избе ничего нет. Время от времени со двора входят куры и гуляют по коврам. Маленький сын Бузылева, Ким Бузылев-младший, спит на топчане, потому что вчера поел йогурту и сегодня от этого заболел простудой. А Виктор Бузылев угощает меня яичницей, огурцами, хлебом и селедкой.
– Ты ешь, ешь!
Я ем. Я ем так много яичницы, что еды в организме мне теперь хватит на несколько дней.
– Жена! Заруби-ка еще курочку и приготовь быстренько Валере!
– Не надо курочку!
В дом входит кошка. Маленькая черная кошка, которую нельзя выгнать, потому что кошек не выгоняют, но и приютить которую тоже нехорошо, потому что она черная.
Старуха улыбается и молчит. Это бузылевская теща. Бузылев говорит, что старухе очень понравилась музыка Сергея Эрденко, услышанная в магнитофоне на батарейках, и старуха очень хотела бы поехать на концерт в Москву, но не доедет, потому что у нее недавно был инсульт. А инсульт у нее был, потому что она гадалка, а вовсе не потому, что ей семьдесят восемь лет.
– А как связан инсульт с гаданием?
– Это опасное дело. Она не жалела себя и гадала ради людей. Теперь у нее инсульт.
Бузылев читает и рассказывает. Он хорошо помнит выпущенный в 1956 году указ об оседлости цыган. Тогда в табор приехали солдаты, построили барак и переселили туда цыган из кибиток. Отец Бузылева был грамотный, поехал на целину, стал там преподавать в кружке самодеятельности и организовывать хоры. А сам Виктор Бузылев научился музыке и пел в ансамбле Белаша Вишневского. И свой ансамбль у него был, и в кино он снимался, и даже с Никитой Михалковым. И было хорошо.
– Потому что если ты в горком пришел, тебе скажут «добро» – и тебе помогут.
А теперь стало плохо.
– Потому что в искусстве искажение пошло от кино. И если в кино по сюжету положено спеть плохо, то люди смотрят кино и привыкают к плохому.
Бузылев сидит без работы. Денег у него совсем нет. Он взял было в аренду сорок гектаров земли.
– Но за землю ведь надо платить, а я ничего не делаю и аренду мне платить не из чего.
И Бузылев землю отдал. Сидит пишет книгу и если жалуется, то на судьбу, а не на новую власть. Это знаменитый цыганский конформизм. Цыгане политикой не интересуются. Любят только Брежнева – за то, что тот якобы назвал цыган цветами жизни и велел их не трогать.
Книга представляет собою разрозненные тетрадки и листки, которые Бузылев листает справа налево, а читает слева направо. Это цыганская книга. В ней написано:
«На людей проснулся Налачу (нехороший) и владеет их душой и разумом. Добро создает Бог, а зло я не буду произносить, кто создает, потому что когда произносят его имя, он даже в этом набирает силу».
Заходит зять Бузылева, садится с нами за стол, улыбается, оттого что не сидел никогда за столом с настоящим журналистом, желает мне счастья и уходит на двор. А Бузылев читает дальше:
«Женщина цыганская хочет показать себя девушкой, матерью или бабушкой. Изменницу презирают, но в душе завидуют ей, потому что она свободна. Мать может собрать сходку и опровергнуть публично свои грехи, потому что она мать. Она даже может пойти в церковь и побожиться в своей невиновности, взяв грех перед Богом, чтобы сохранить семью. Если она не побожится, станет неприкасаемой».
В горницу заходят куры. Вспрыгивают на топчан, где спит приболевший мальчик. Бузылев сгоняет кур и читает дальше:
«Если муж помогает жене божиться, то берет все ее грехи на себя, и на семью, и на детей. После божбы все встает на свои места, как будто греха и не было. Но все начинают ждать наказания от Бога».
Бузылевский мальчик просыпается и плачет, чтобы мама надела ему ботинки.
«Для цыгана превыше всего семья, за что он может погибнуть. А в армию цыгане не ходят. Люди (в цыганском языке «цыган» и «человек» – одно слово) никогда ни с кем не воевали, потому что для кочевника любой дом – это тепло и радость, а главное – красота, чем дышит человек. А печаль – это когда человека уже больше не увидишь. Просто понравился человек на улице, и никогда его уже больше не увидишь».
Жена Бузылева потихоньку входит в комнату, садится за стол, выпивает глоток водки и съедает кусочек рыбы.
«Нету такого человека, которому хорошо, возьми хоть президента. И всякому самое дорогое – это детство, когда не надо добывать хлеб и рисковать своей головой».
Я молчу. Я не понимаю, зачем он мне это читает. Бузылев снимает очки, державшиеся благодаря резиночке, привязанной к дужкам.
– Ты хочешь понять про цыган?
– Хочу.
– Ты никогда не поймешь. Я вообще не должен был читать тебе книгу, а прочел только из уважения к Сереже Эрденко, потому что ты Сережин человек.
– У него концерт 29-го в Зале Чайковского. Он просил передать, чтобы вы приезжали и спели хоть одну песню.
– Передай, что если я заработаю денег, я приеду.
– Он вам оплатит дорогу и даст гонорар.
– Мне не надо. Просто ты передай Сереже, что если я не достану денег на дорогу и на большой букет цветов, чтобы мой сын поднес их Сереже на сцене, то меня не будет. А теперь поезжай. Поезжай хорошо. Я тебе больше ничего не скажу.
– А почему цыгане не идут в армию?
– Как почему? Там же убить могут. А еще там человеку дают оружие, и человек уже не может быть простым.
– А вы служили в армии?
– Нет. Разве трудно к восемнадцати годам родить двоих детей?
Я уезжаю. Я еду хорошо.
Дочь цыган
В тот же вечер в моей машине поют. Скрипач Сергей Эрденко просто повел меня познакомиться с его племянницей, певицей Радой, которая тоже споет на его концерте одну песню. И вот чем кончилось.Рада на заднем сиденье поет во все горло арию Эсмеральды из мюзикла «Собор парижской Богоматери», и рядом с Радой сам Сергей Эрденко тоже поет эту арию, довольно громко. И даже на переднем сиденье мать Рады, Роза, тоже поет, правда, потише. Такое чувство, что автомобиль сейчас лопнет. Если бы я открыл окно, инспектор ГИБДД на углу Тверской арестовал бы меня за нарушение общественного порядка.
Вечер начинался тихо. Мы пришли со скрипачом Эрденко в ресторан «Кабанчик», где Рада и Роза работают. Работа заключается в том, чтобы каждый вечер сидеть в баре и, когда кто-нибудь из клиентов попросит, спеть романс.
Рада оказалась красавицей. На ней была красная блузка, черная цветастая юбка, под юбкой джинсы, на пальцах – колечки, а на лбу – трогательная морщинка, похожая на китайский иероглиф. Судя по тому, что старшему ее ребенку четыре года, а младшему два, самой Раде должно быть лет двадцать.
За вечер работы кроме денег Раде положено еще сколько-то там чаев, сколько-то соков и сколько-то стаканов воды.
– Ой, солнышко, – поймала Рада за руку проходившую мимо официантку, – принеси нам, миленький, четыре, заинька, сока. Ананасовый, красавица, вишневый, персиковый и апельсиновый.
И пока официантка ходила, Рада жаловалась на своего папу, выдающегося скрипача и певца Николая Эрденко, который после тяжелой болезни перестал играть и петь, а только нарезает на компьютере диски со своими старыми записями и отправляет жену относить эти диски в палатку, торгующую на рынке музыкой.
– Он учил, – говорила Рада, – всех, кроме меня, своей родной дочери. Только один раз, когда я пела с сестрой на кухне, папа вошел и сказал, чтобы я крикнула «эй!», как будто хочу кого-то окликнуть в поле. Я крикнула, и голос у меня открылся.
Приблизительно так цыгане и учатся. Замечательный гитарист Николай Волшанинов мальчишкой сидел под столом, пока в доме его отца гитаристы пили водку, ругались дурными словами, курили и показывали друг другу гитарные риффы, поскольку не знали нот. Дочка Сергея Эрденко Нюня повторяет все звуки, которые слышит: гудок тепловоза, чириканье птиц. На вопрос отца, можно ли повторить шелест листьев на дереве, девочка отвечает, что можно, только ты, папа, не услышишь. «Я постараюсь, я же музыкант». Сергей слушает, а Нюня шелестит, как дерево. Так же, наверное, учатся и цыганскому гипнозу: просто смотрят каждый день, и вдруг начинает получаться.
Рада курила, держа сигарету между средним и указательным пальцами, рассказывала байки про вокзальных цыганок, которые только притворяются грязными, а после работы переодеваются в чистое и только говорок у них остается вокзальный: «Девочкээ, какие сигаретки хорошие…» Я хотел было спросить Раду про то, как она пробовалась на роль цыганки Эсмеральды в мюзикле «Собор Парижской Богоматери», который будут ставить в Москве те же люди, что поставили «Метро». Но тут подошел главный в ресторане «Кабанчик» грузин по имени Иван Иванович и попросил Раду спеть.
– Миленький, да я бы рада, – захныкала Рада. – Миленький, только струны порвались на гитаре.
И она показала, как именно порвались струны, и продемонстрировала свои пальчики, и как пальчикам было больно, когда порвались струны, и как еще больнее будет пальчикам, начни вдруг Рада играть не на своей гитаре с нейлоновыми, а на ресторанной гитаре с железными струнами. Иван Иванович поверил. Цыганский гипноз.
– Как же ты пробовалась на роль Эсмеральды?
Рада замахала руками, стала дергать меня за рукав и показывать тексты своих арий:
– Читай! Читай! «Дочь цыган, этим сказано все…» Что этим сказано?
Далее в текстах Эсмеральдиных арий значилось:
Я, чья весна едва
началась вот-вот,
а смерть уже зовет…
Или:
Я летаю – куда хочу,
но ни разу не знаю я…
– И мне это надо выучить! Читай, читай! – Рада хохотала и теребила меня за рукав пиджака. – Послушай, там приехал лондонский режиссер и рассказал нам, что Эсмеральда, возможно, не девственница, потому что, дескать, у цыган так заведено, что если мужчина хочет девушку, то девушка не вправе отказать. Ха-ха-ха! Тебе рассказывали, как после свадьбы простыню выносят? Ха-ха-ха! И он изображал любовника, а цыганку ведь нельзя за грудь трогать, это же оскорбление страшное, убить могут. Ха-ха-ха! А я бросила текст и пела какую-то отсебятину типа «Прости, мой друг, но ты мне не ровесник». А режиссер кричал: «Gipsy dance! Fire! Fire!»
С этими словами Рада вскочила со стула и стала танцевать так, что действительно – «Fire!» А официантки в баре смотрели на танцующую Раду и думали, что живут жизнь зря.
Потом мы вышли на улицу. Рада почему-то вдруг серьезно сказала, что боится быть утвержденной на роль Эсмеральды, потому что это лицемерство (гибрид лицемерия с лицедейством) и потому что у нее тогда появится ненастоящий возлюбленный. А потом она просто попросила поставить в машине арии Эсмеральды, чтобы показать дядюшке своему, Сергею Эрденко, как идеально эти арии ложатся на диапазон ее голоса, и понеслось. Едем, поем! «Я летаю – куда хочу-у-у, но ни разу не знаю я-а-а…»
– Послушайте, – говорю,– друзья, а как же мне познакомиться с цыганами, торгующими героином, и цыганками, гадающими на улицах.
– Если ты найдешь цыган, торгующих героином, – говорит скрипач Сергей Эрденко, – тебе отрежут нос.
– Я сама долго мечтала познакомиться с вокзальными цыганками, – говорит певица Рада Эрденко.
И рассказывает. История семилетней давности. Лето. Рада Эрденко шагает по Садовому кольцу неподалеку от Курского вокзала. Маечка, шорты. В кармане значительная сумма выданных мамой денег. Навстречу цыганки в ярких немытых платьях. Двадцать примерно цыганок.
– Красавица, дай погадаю.
Рада думает, что должна же она хоть раз в жизни попасться на цыганскую удочку и быть обманутой.
– Ну погадайте.
Гадалка хватает Радину ладошку и быстро-быстро тараторит что-то про короля, и про какую-то блондинку, и про разбитое сердечко.
– Все вижу, красавица, все вижу.
С этими словами гадалка вырывает у Рады волос.
– Зажми в кулачок. Держи крепко.
– Где мой волос?! – Раде страшно, волос ведь это страшное дело, можно же так заколдовать человека, вырвав у него волос, чтобы всю жизнь не везло. Рада разжимает кулачок. Волоса нет. – Где мой волос?
Девушка сует гадалке все свои деньги, разворачивается и бежит. А гадалка кричит ей вслед:
– Ту романы чай? (Ты цыганка?)
– На! (Нет!) – отвечает Рада по-цыгански.
Теперь уже гадалка бежит за Радой, и возвращает ей деньги, и просит прощения. И Рада говорит гадалке, что родители у нее артисты в театре «Ромэн», и пусть гадалка когда хочет приходит на спектакль. А гадалка, наоборот, зовет Раду приходить к ней в гости на Курский вокзал попить чайку и обещает познакомить со своим сыном, который как раз Раде пара.
Таинственный народ
Я спрашиваю: «А вот когда цыганка на улице подходит и говорит, например, что волосы мои в земле, это что? Это обман? Просто слова такие?» – «Да нет, как правило, все-таки видят, что волосы в земле. народ-то таинственный». Мы со скрипачом Сергеем Эрденко сидим в гостях у Нелли Волшаниновой.
Она дочь гитариста Николая Волшанинова, она актриса, а еще она… как бы это назвать, если к ней приходят заколдованные люди, а она их расколдовывает?
Она, говорят, всегда была немножко странной. Она в театральном институте, например, специально сказывалась больной, чтобы на ее роль ввели другую девочку, потому что девочке этой тоже хотелось играть Джульетту.
Однажды Нелли рожала ребенка в роддоме имени Грауэрмана и очень легко родила здорового мальчика. Она вообще рожает без боли. Родила и умерла. Врач может подтвердить, что ее реанимировали семь минут, а потом констатировали смерть, накрыли тело простыней и пошли сообщать маме. Маме стало плохо. Врачи оказали помощь маме, а потом, когда вошли обратно в реанимационный зал, увидели, что Нелли, которой полчаса назад констатировали смерть, встала, обходит всех больных и говорит:
– Лида еще там.
Лидой звали женщину, которая лежала в той же реанимации в тяжелом состоянии. Потом Нелли попросила врачей записать имена. Это были имена заколдованных людей, которые пришли к Нелли, после того как ее выписали из роддома. Они пришли в том порядке, в котором Нелли надиктовала имена, и попросили расколдовать их.
Нелли просто смотрит на человека и видит, что с ним. А потом просто начинает просить за этого человека, и как-то сами собой произносятся канонические древние молитвы. А еще Нелли видит, какой священник очистительную молитву прочесть может, а какой нет. А еще Нелли не берет денег с заколдованных. А заколдованных приходит к ней много, очень много. А сын ее возвращается из школы, размахивая портфелем, и говорит:
– Мам, я пришел. Я в компьютер поиграю.
– Хорошо, сыночек.
– Да, мам, ты прими сначала ту женщину, которая по пояс в земле.
Мне становится не по себе от этих историй. Я спрашиваю:
– Что значит «по пояс в земле»?
– Ну заговоренная на землю. Он видит. – Нелли тихо улыбается.
– Подождите, подождите, ну ведь эти все сглазы, и заговоры, и порчи – это ведь все шарлатанство, да?
– Как было бы хорошо, Валерочка, если бы это все было шарлатанство. Как хорошо было бы, но они же правда делают, а я потом снимаю.
– Подождите, колдовства же не существует.
На самом деле я хочу, чтобы Нелли показала мне какой-нибудь фокус. Ну угадала бы, когда день рожденья моей матери или что у меня в десять лет была сломана левая нога, а в тридцать один год правая. Но Нелли не показывает фокусов. Она говорит:
– Ну вот я вам сейчас расскажу очень простую черную магическую практику, только вы это не пишите, потому что любой может это сделать. Я вам расскажу, а вы сами скажите, если так сделать – человеку будет плохо или нет? Можно так человека извести?
И она рассказывает. И у меня не хватает скепсиса, чтобы не поверить, что так можно извести человека. Как если бы меня спросили, разобьется ли человек, если упадет с десятого этажа, так и когда Нелли рассказывает, я понимаю, что если сделать то, что она говорит, человек зачахнет и помрет медленной смертью, неоговоренной в Уголовном кодексе. Поэтому я не расскажу вам, что рассказала мне Нелли.
Я сижу в углу под иконами и понимаю, что коготок увяз – всей птичке пропасть. Поверить в одно простое колдовство, значит, поверить во все остальные. В губительность и правдивость гаданий, в наказуемость божбы, в волосы в земле, в чудотворные иконы, в источник Святого Сергия Радонежского, в бессмертие души, в жизнь после смерти.
– Умирать страшно, Нелли?
– Умирать не страшно. Возвращаться трудно.
Нелли смотрит на меня, улыбается и молчит. Квартира в центре Москвы. Этнографической экзотики – минимум. Двадцать первый век начинается. Она даже плохо говорит по-цыгански. Только у нее мир волшебный, а у меня обыденный. У Виктора Бузылева мир устроен по цыганской рукописной книге, а у меня по книгам Адама Смита. Да тут еще и скрипач Эрденко рассказывает, что в Ирландии, где он прожил несколько лет, все дети видят эльфов, а когда вырастают, то эльфов видеть перестают и начинают следить за колебаниями индекса NASDAQ. В моем уравновешенном мире нет объяснений ни для цыганского гипноза, ни для волшебства, ни для того, как поет у Сергея Эрденко в руках скрипка. Еще одно слово, и мой мир разъедется по швам. Тут Эрденко говорит:
– Во, анекдот: группа цыган-лилипутов угнала табун пони.