Премьера первого альбома группы «Лемондэй»

Четыре года назад дела с русской музыкой обстояли совсем иначе. Начало проклевываться что-то новое, но этого было так мало и в это настолько не верилось, что обязательно хотелось хвататься за все, что только можно, и объявлять новой волной и большим феноменом. С группой «Лемондэй» произошло что-то подобное; время расставляет все по местам: мы были правы, что обратили на них внимание, мы были неправы, когда считали, что все начнется и закончится «анти-Грушей».

Краткое предыдущих серий: в 2009 году две красноярские девушки Юля и Женя, переехавшие в Петербург, начали записывать песни с помощью акустической гитары и дешевого синтезатора и выкладывать видео, снятые в комнате съемной квартиры, на YouTube. Пели они про мишку, физрука, повелителя обезьян и прочие простые вещи. Несколько московских журналистов обратили на «Лемондэй» внимание и объявили их авангардом волны нового русского антифолка и аутсайдерской (тег, который любят навесить на все) музыки. Случилось много горячих полемик, на которые группа не обратила особого внимания — и пошла своим путем. В 2010-м к «Лемондэю» присоединился барабанщик Данила Холодков (известный в первую очередь по Padla Bear Outfit, с которыми Женю и Юлю на первых порах много сравнивали), и они заиграли злой минималистичный рок; потом его сменил Антон Покровский с электронными барабанами — и «Лемондэй» ушли в холодный минимал-вейв. Загвоздка в том, что все свои метаморфозы группа претерпевала на сцене, никак их не фиксируя (дико, но у «Лемондэя» до сей поры вообще почти не было записей — кроме одного опыта с «Елочными игрушками»). Поэтому даже в 2013 году многие люди, думая про «Лемондэй», вспоминают двух девочек с акустической гитарой и пластмассовым синтезатором. Они, конечно, ошибаются. Пришло время это исправить.

«Фаворит», первый альбом «Лемондэй», обезоруживает своей простотой. Он аскетичен и эффектен, как баухаус: лаконичные тексты, где каждое слово стоит на своим месте; лаконичный звук, собранный из синтезаторов, синтетических барабанов и спорадической гитары. Местами отдает Гэри Ньюманом, но русский язык делает эту музыку совершенно иной, и именно так на русском, кажется, никто еще не играл. Не сказать при этом, что в этой аскезе нет места чувствам — напротив, голоса порой срываются на крик, и в каждой песне запрятано много чего, от отчаяния до нежности. «Лемондэй» переросли всю свою былую инфантильность, теперь тут совсем другой смысл; старые песни (вроде «Змеи» или «Музыки для мужика», которой уже четыре года) мутировали и приобрели совсем новые смыслы. Местами тут вообще возникает нешуточный экзистенциальный ужас — взять хотя бы пронзительную песню «Практически все». Сложно сказать, как на все это могут отреагировать люди, смеявшиеся над клипом про голову животного. Но если говорить непосредственно о музыке, то «Фаворит» — это лучший вариант развития событий.

Премьера: «Лемондэй» — «Фаворит»

Чтобы разобраться с историей группы, «Афиша» поговорила со всеми тремя музыкантами «Лемондэя»

— Почему именно сейчас созрел альбом? Что должно было произойти, чтобы он наконец вышел?

Юля Накарякова (вокал, синтезатор, гитара): Я думаю, мы просто наконец готовы. Во всяком случае, мне сейчас по-настоящему хочется. А до этого все разы по-настоящему не хотелось.

Женя Иль (вокал, синтезатор): Мне всегда хотелось. (Общий смех.)

Антон Покровский (барабаны): На самом деле, по-моему, этим когда ни занимайся, все равно всегда не вовремя. Поэтому, в общем-то, все равно. Ну сейчас — хорошо, что сейчас. Было бы хуже, если бы не сейчас, а позже. Фактически это было волевое решение.

— Почему вы именно эти песни для альбома выбрали?

Юля: Так получилось, что это самое-самое, что хотелось. «Фаворит» что означает? Это значит: «любимый».

— Вы долго существовали как исключительно концертная группа. Каково это? Ведь все ваши метаморфозы в первую очередь происходили на глазах людей, которые видели вас живьем.

Женя: Нас это устраивало до определенного момента. Перестало устраивать — мы записали альбом.

Юля: Все зависит от того, на какой результат ты нацелен. На первом этапе цель была — писать песни и выкладывать их в интернет; максимум результата — видеоролик. Потом ты понимаешь, что результат, на который ты работаешь, — клевые живые концерты. Ну а дальше постепенно начинаешь думать, как это хочется слышать в записи.

Антон: Народ же постоянно требует записи. Все ее хотят. Это вопрос, который перед всеми музыкантами стоит. Даже те группы, которые хотели отказаться от альбомной практики и придумать какую-то новую форму, в итоге пришли к тому, что надо диски и пластинки печатать. Слушатель требует физического обладания объектом — и в данном случае неважно, диск это или .mp3 скачанные.

Юля: Но ты не подумай, что тут зависит от народа. Ни в коем случае. На самом деле нас изводили просьбами записать альбом, и это даже оттянуло его выход. Потому что давление необходимого, которое тебе навязывают, никак не способствует. Скорее наоборот.

— Из Москвы все время кажется, что в Питере какая-то очень плотная музыкальная жизнь, вы все друг с другом дружите, общаетесь, записываетесь, даете совместные концерты. Это так?

Юля: Да. Следующий вопрос. (Смеется.)

Антон: А мне кажется, в Москве то же самое, просто город больше, соответственно, больше разброс. Держать под контролем всю эту историю, смотреть на нее целиком не получается. А в Питере получается, потому что она не настолько большая. Но смысл один.

Женя: У меня такое ощущение, что в Москве небольших клубов почти нет.

Юля: Я сомневаюсь, что у вас дружат группы. NRKTK и Pompeya?

Антон: NRKTK нет, кстати, больше.

Юля: Правда?

— Да, недавно последний концерт был. Расскажите, а что такое объединение «Собор»?

Юля: Ты же знаешь, какие группы туда входят? («Лемондэй», «Электрофорез», Slow Suicide, Shortparis. — Прим. ред.) Ну вот. Мы собираемся, делаем разные вещи вместе, обсуждаем их, дружим, встречаемся.

Женя: Это дискуссионный клуб.

Юля: «Собор». Все нормально там. Все хорошо. Там половина Красноярска, половина Новокузнецка. Просто формулировать я не вижу смысла, потому что внутри «Собора» каждый формулирует для себя сам, что это за штука. А лаконичнее всего будет сказать, что ключевое слово — «собираться». А то, что это на всех нас работает, — это факт.

— Я к чему все это говорил: в Москве действительно совсем иначе происходит. Вы когда только приехали в Петербург и начали музыкой заниматься, для вас важно было, что вокруг сразу какие-то музыканты были — Галя Чикис, «Елочные игрушки» и так далее?

Юля: Мы не сразу с ними познакомились.

Женя: И когда мы приехали в Петербург, мы еще не были группой. Знакомство с ними нам, конечно, очень помогло. Огромное спасибо «Елочным игрушкам».

Юля: Я подрабатываю няней у Гали Чикис. Это очень помогает. Всем. (Смеется.) Было, что мы ходили на концерты и пили с другими музыкантами. Сейчас… Мы здороваемся и общаемся, если встречаемся, но я не могу сказать, что это сейчас как-то конкретно на нас влияет. Я даже почти не слушаю, что выходит сейчас. Кроме Гали Чикис, Shortparis и «Электрофорез».

— А какой у вас был самый первый импульс? Из-за чего вы собрали группу?

Юля: Мы увидели «ВКонтакте» чувака по имени Мишка Ветер и стали угорать и петь. Это и был самый первый импульс. Выложили музыку так, даже не для друзей, а просто. Я могу сказать, почему мы подумали про YouTube и прочее — это даже не к русской волне роликов относится, это скорее Литтл Бутс, помнишь ее? Мы тогда очень ценили ее. Девочка пухленькая с коняшкой, играет сама дома.

— Хорошо, тогда почему вы продолжили заниматься музыкой?

Женя: Сложно было остановиться. (Смеется.) Пытались, не получилось.

Юля: Не знаю, мне кажется, тут все ответы будут надуманные, потому что любые импульсы объяснять сложно. Почему продолжили? Потому что мы с Жекой всегда себя считали гениями. (Смеется.) Эго никуда не девается. Когда тебе пишут очень много комментариев, это приятно. Но это уже на выходе, а то, что мы гении и показываем это миру — это было просто нормально. Нам нравилось, как мы выглядим, какие песни мы пишем и даже как их аранжируем. Но вся эта веселуха с эго и демонстрацией себя была до того, как про нас начали все писать. Потому что потом мне стало так себе.

Женя: До этого это реально был для друзяшек проект. Это было мило до определенного уровня. А потом мило быть перестало.

Юля: Было стремно, потому что тебе дали зеркало и ты начал в него смотреть. А тебе это не надо было абсолютно. Как, знаешь, дети мимо зеркала проходят, и их туда хоть тычь лицом, они смотреть не будут, потому что им пофигу. А тут ты взял и как бы себя увидел, потому что про тебя рассказывают. И тебе становится от этого хуже, ты уже начинаешь думать про группу как про группу. Это был перелом.

— Еще, кажется, очень важный момент был, когда у вас появился Данила, потому что у вас мощно поменялся звук.

Юля: Данила с нами познакомился, он тогда играл в группе Padla Bear Outfit. Мы с ним подружились и просто стали очень-очень много находиться вместе и пить вместе очень много. Он нам рассказал про «Ягуар». Было такое трэшовое лето, и мы при нем стали искать барабанщика. Тот барабанщик, который должен был у нас быть, запил, и Данила вызвался сам. Я с сомнением отнеслась к этому, но его как раз выгнали из PBO и он на первой репетиции показал, что нормально может стучать в нашей группе. А Антон появился, когда мы выгнали Данилу из «Лемондэя». (Смеется.)

Женя: Да нет! Антон был нашим звукачом еще довольно долгий период.

Антон: Я подумал, что такая концепция может прокатить и даже группа может от этого выиграть: поменять живые барабаны на неживые.

— Вы первоначально как-то от поэзии ведь шли, да? Был кружок «Болт», программы какие-то, вот это все.

Юля: Мы когда с Жекой только переехали, у нас еще не было друзей. Мне где-то через год захотелось как-то социализироваться. А в Красноярске я еще писала стихи, у меня даже вышла книжка. Я нашла в каком-то клубе что-то, тоже стала там читать стихи, приходить на собрания. Но после «Лемондэя» мы перестали этим заниматься. Все тексты, которые у нас сейчас есть, — совместные. Мне нравится то, что получается вдвоем. 

— У вас такое ощущение от песен, что каждое слово очень строго на своем месте стоит. Вы этого специально добиваетесь?

Женя: Мы их вытачиваем.

Юля: Неправда.

Женя: (Смеется.) Кровь, пот и слезы!

Антон: Мне кажется, что проблема текстообразования в современной российской музыке — это вообще очень широкое поле для дискуссий. Если проанализировать, кто и о чем поет, то можно очень далеко зайти в предположениях, а когда услышишь правду — так вообще, наверное, удивишься. Но тексты — это очень важно. Никогда не забуду рок-фестиваль, на котором взрослый и интеллигентный человек подошел к звукорежиссеру и сказал: «Простите, а можно сделать слова погромче, а музыку потише?» С русским роком всегда все было понятно в этом отношении, что на первом месте, что на втором. Но в целом сейчас огромное количество музыкантов, значительно более опытных и признанных, чем мы, играют в коллективах, которые собираются именно вокруг автора текста.

Женя: Песня — это не что-то там, это песня. Там должны быть равновесие и гармония, слова не должны выпирать из музыки по значимости.

Юля: О-о-ох, ребята. Меня смущают слова вроде «должны». «Музыка должна, текст по отношению к музыке должен». Женя уже два раза употребила это слово, для меня это уже крах.

— Для вас первое время в песнях очень важна была подростковая, школьная тематика, да и сейчас это осталось. Почему?

Женя: Как-то она будоражит сознание.

Юля: Почему меня, Юлю, будоражила школьная тематика? (Пауза.) Потому что, блин, это мило и смешно очень! Не знаю, жалкий образ опущенного школьника очень многим из нас сопутствует. Это первые социальные страдания. Хотя нет, я не хочу, чтобы этот ответ был. Потому что я опять начинаю высасывать из пальцев, как про импульс — то, чего нет.

— Мне просто кажется, что у вас в этом смысле происходила какая-то эволюция; слова оставались те же, но смысл менялся. Вы какие-то совсем другие штуки начали транслировать, гораздо более глубокие, чем просто песня про школьника.

Женя: Они тоже были непростые, знаешь ли.

Юля: Тогда мы были нацелены на какую-то иронию, форму, не высказывались прямо, потому что не думали прямо. Изменения есть, с этим я согласна. Но мне кажется, что это очень естественно. Чтобы ты ни делал в данную минуту, даже если это старый текст, ты будешь делать то, что в данный момент равно тебе. А люди-то сильно меняются.

— Вас за четыре года всякие издания с чем только не сравнивали: с антифолком, «новой странной» Америкой, минимал-вейвом и так далее. Но у меня почему-то сложилось впечатление, что вы всего этого не слушали.

Женя: Да. Очень часто у нас получается так, что мы, например, хотим сделать аранжировку, как у Мадонны. Мы делаем, как у Мадонны, но получается совсем непохоже.

Юля: Мы это уже знаем, что даже если мы очень захотим что-то своровать, у нас не получится в силу, не знаю, тупости. Зато получится очень клево и необычно.

Антон: Каждый раз, когда мы делаем песню, я пытаюсь сделать так, чтобы она была похожа либо сразу на все, либо ни на что. Это не стопроцентное цитирование, это просто чужое настроение, которое складывается с твоим настроением и получается некий результат.

Юля: Абсолютно точно.Эксперименты — это самое клевое и интересное, поскольку ты не знаешь, как надо. Ты просто складываешь одно с другим и даже не мыслишь, что это на самом деле нелогично. Мне все время кажется, что я все как в первый раз пробую. 

— Как вы относитесь к тому, что некоторые люди до сих пор, когда слышат слово «Лемондэй», вспоминают вас образца 2009 года?

Юля: Ну и пусть. Это восприятие, мы им не занимаемся. Хотя мне вчера позвонила мама и говорит: «Вот я своему другу отправила ваш ролик». Я говорю: «Мам, какой?», а она говорит: «Ну «Мишка, ветер», мой любимый», я говорю: «Нет! Почему ты это делаешь? Мы же теперь другие».

«Лемондэй» представят свой первый альбом «Фаворит» концертом в московском клубе Gogol' в пятницу, 10 мая, и в петербургском пространстве Spaces в субботу, 11 мая