У меня никогда не было айпода. Все разговоры по поводу того, что эта маленькая коробочка умертвила формат альбома, неизменно казались мне чушью. Окститесь — если даже Леди Гага, певица Нюша и группа «Винтаж» мыслят форматом долгоиграющей пластинки, о какой смерти тут может идти речь? Десять лет спустя после того, как Стив Джобс произнес заветное слово на презентации в Купертино, уже понятно, что обошлось без жертв; альбом жил, жив и будет жить — так же, как будет жить роман, несмотря на фрагментацию реальности, сужение зоны внимания и прочие неизбежные культурно-психологические процессы XXI века. Альбом жив — и все-таки никогда я не переключал свой плеер на отдельные песни так часто, как в 2011 году. Только это не потому что альбомы умерли. Это потому что песни зацвели новой жизнью.

В этом году песни торжествовали везде. В общедоступной поп-музыке — впрочем, оно и понятно, там-то как раз альбомы и правда находятся при смерти и ситуация вернулась примерно к исходной, к 1950–1960-м, когда слушать имело смысл сборники синглов, а никак не номерные пластинки. Оно и понятно — и тем не менее: особенно впечатляет непредвиденный бум творческих подвигов в отечественной попсе. «Реальная жизнь», «Выбирать чудо», «Роман», Елка с чередой отменных сочинений, даже Дима Билан сподобился записать нечто певучее и приличное — кажется, последний раз в этом сегменте культуры происходило столько безоговорочно радостных событий где-то в конце 1990-х, когда у продюсеров уже появились деньги и понимание контекста, но еще не возникло ощущение, что учитывать этот контекст необязательно.

Впрочем, поп-музыка — самая очевидная родина песен; на других полянах все куда удивительнее. В этом году в сторону песен решительно двинулся дабстеп: Джеймс Блейк, Джейми Вун, Эмика, SBTRKT, триумфаторы чартов Nero, даже бристольский самородок Джокер, которого сложно было заподозрить в хитмейкерских амбициях, записал альбом, на котором поют и пляшут. В этом году чиллвейв окончательно превратился во вторую линию мейнстрима — и да, талантливых людей, которые обволакивают собственные фантазмы-воспоминания абстрактными синтетическими звуками, по-прежнему в достатке, но в достатке и тех, кто придает этим фантазмам предельно конкретные очертания: Toro Y Moi, Джон Маус, Washed Out, Форд с Лопатиным и так далее, и так далее. В этом году в полной мере манифестировало себя новое поколение R’n’B, и ведь музыка The Weeknd и его многочисленных последователей — она тоже во многом про то, как упаковать последние достижения битмейкеров и аппаратных маньяков в шекспировские страсти, песни о любви, сексе и красивой жизни.

Ну и разумеется, здешние молодые люди тоже ответили на этот вызов — и мне как самопровозглашенному почвеннику даже кажется, что это важнее всего. Самые яркие примеры — понятно, Муджус и «СБПЧ»: люди, ранее творившие музыку сложную, умную и многозначительную, вдруг решили обнажиться, подставиться; сочинили четкие и звонкие песни о том, что внутри и снаружи, — и победили. Но не ими одними, конечно: песни, простые снаружи и сложные внутри, — это и про новый «Аукцыон», и про Дельфина, и про «Горностай», и про «Сансару», выпустившую под конец года совершенно блистательную пластинку, и много про кого еще; и судя по первым весточкам с нового альбома Земфиры, вполне возможно, что в следующем году лучшая певица страны замкнет эту тенденцию на себя — и это наверняка будет очень яркое короткое замыкание.

Откуда все это берется? Велик соблазн уподобить генеральные музыкальные тенденции генеральным социальным — и я, пожалуй, не удержусь. В конце 2011-го уже, кажется, всем очевидно, что в мире что-то происходит, что положение дел, успевшее стать привычным и показаться неизменным, оказалось куда более хлипким, чем можно было ожидать, что универсум трясет, шатает, лихорадит. Бог весть, к лучшему или к худшему; бог весть, что все это означает: неизбежный крах западной цивилизации, пробуждение воли к свободе у иных представителей восточной или скорый апокалипсис по календарю Майя. И вот тут и становятся нужны песни. Движения становятся резче, поступки становятся жестче, песни становятся четче. Никто до конца не знает, что творится, но все понимают, что что-то двигается, — и вот тут-то и становится нужна песня, способ не объяснить мир, но изъяснить его, претворить его в ясную эмоцию, суметь сказать о нем так, чтобы эти слова стали общими (именно поэтому, к слову, безоговорочно главную пластинку года записала Пи Джей Харви). И быть может, правильнее будет даже сказать так: в 2011-м песен как таковых не стало больше — но стало больше песен про нас. И конечно, в каком-то высшем смысле тут будет кстати еще одна цитата — я хочу дожить, хочу увидеть время, когда эти песни станут не нужны. Но и покамест есть на что посмотреть.

5 удивительных песен года

The Flaming Lips «I Found a Star on the Ground»

Шестичасовой марафон Уэйна Койна при участии Шона Леннона и других достойных людей. Самое занятное — во-первых, то, что эти шесть часов и правда имеет смысл слушать до конца, а во-вторых, то, что они абсолютно укладываются в определение песни.

 

Connan Mockasin «Forever Dolphin Love»

Потрясающая десятиминутная психоделическая сага о загадочной чужой жизни — почти что современное академическое произведение в песенной форме.

 

Земфира «Деньги»

До сих пор не обнародованное в студийной версии, но производящее душераздирающее впечатление и в концертной высказывание Земфиры о времени и о себе. В «Деньгах» (равно как, впрочем, и в «Без шансов») поразительным образом сочетаются властная простота и композиционная сложность, минимализм и эмоциональный максимализм.

 

Kate Bush «50 Words for Snow»

Кейт Буш по-прежнему нет равных ни в выдумке, ни в умении сотворить небесной красоты музыку из любого сюжета; в данном конкретном случае — из снега. Стивен Фрай выкликает 50 имен, какими снег мог бы называться по-английски, Кейт Буш его подбадривает, щеточки охаживают барабаны, мурашки бегут по коже.

 

«Язь (hard dubstep remix)»

Идеальный пример всего: и того, во что в 2011-м превратился массовый дабстеп, и того, что такое новая музыкальная мем-культура. При всем при том — и принимая во внимание все вышесказанное — едва ли не самая привязчивая русская песня года.

2011-й — лучший год для русской музыки. Извините. «Афиша» заявляет что-то подобное каждый год уже несколько лет подряд, и наверняка кому-нибудь это уже порядком поднадоело, но ничего не поделаешь: каждый год это чистая правда. Я до сих пор отчетливо помню, как все начиналось: Пикник «Афиши» 2007-го, затем октябрьский номер с немного неуклюжим диском «Афиша Демо» и удивительное ощущение, что что-то зашевелилось, происходит и дальше будет только лучше. И оно было. И есть. И наверняка будет. Чтобы не быть голословным — спросите, если хотите, я назову вам сотню хороших русских записей этого года. Раньше поневоле приходилось любить русскую музыку скопом, одно тащило за собой другое; жалуешь «СБПЧ» — будь добр, сходи на Padla Bear Outfit, любишь Motorama — люби и Manicure. Теперь такая необходимость пропала, теперь столько всего существует одновременно, что ситуация с русской музыкой ничем не отличается от ситуации со всей остальной музыкой: ты можешь составлять картину, складывать мозаику по собственному желанию. И эта мозаика может быть сколь угодно богатой.

При этом мне кажется, что многие ничего не заметили.

У новой русской музыки все в порядке с музыкой. Но она совершенно не умеет сообщать о себе. Все проблемы из творческой плоскости в 2011-м перетекли в коммуникационную. Сильным впечатлением для меня в этом году был поход на фестиваль «Темных лошадок» в рамках Ночи музеев. Мероприятие это примечательно тем, что туда потенциально могут зайти совершенно случайные люди — любые из тех шестисот тысяч, что в Ночь музеев шатаются по городу. В этом году на «Темных лошадках» среди прочих играли «Пес и группа» и The Retuses — группы очень разные, но сходные тем, что прекрасно играют крайне доступную музыку, которая может понравится любому. Во время выступлений я стоял в толпе и слышал, как люди спрашивали у соседей — что это такое, как это называется, где это найти. И это, конечно, нисколько не показательный пример с точки зрения статистики — но он все равно наводит на все ту же мысль: потребность в музыке на родном языке, в музыке, сделанной рядом с тобой, есть абсолютно у всех, но далеко не все знают, как ее удовлетворить.

Новая русская музыка не умеет сообщать о себе. Ее много, она растет обильно, но совершенно дико, и в этих джунглях сложно разобраться. Музыканты почти не связаны друг с другом, им не хватает, о чем уже не раз говорили, внешней инфраструктуры. Начиная с того, что, единожды попав на концерт NRKTK, я не могу быть уверен, что буду узнавать про все остальные, и заканчивая тем, что, полюбив Motorama я не могу легко узнать о каких-то похожих, идеологически близких группах. Цепочка простых шагов останавливается на шаге первом. Более того: те медиа (включая «Афишу»), которые про русскую музыку пишут, сами в этих джунглях немного блуждают. Каждый честно пытается выстроить свою картину, и иногда из-за этого упускает очевидные вещи. Самый вопиющий пример — альбом «Downshifting», самая, наверное, важная русскоязычная пластинка этого года, про который в итоге почти никто ничего толком не написал; как будто пластинка может быть прерогативой одного издания. И это не камни в чужой огород: мы и сами преступно мало в этом году уделили внимания записи Vtgnike, которая в итоге оказалась чуть ли не главным электронным альбомом года.

2011-й — лучший год для русской музыки. Другой вопрос, что это не так легко заметить. Мы сделали следующий шаг — осталось сориентироваться в пространстве и обзавестись шагомером.

5 хороших русских альбомов 2011 года, о которых не писала «Афиша»

Usssy «Ud»

Пожалуй, главный недосмотр года. Московские мат-рокеры и хардкорщики Usssy вдруг заиграли восточную музыку с персидскими и прочими внезапными мотивами. Тяжесть при этом никуда не делась — «Ud» сбивает с ног с первых нот. Удивительное сочетание ураганной мощи и небесной красоты.

 

Piper Spray «Omnicron Girls»

Потрясающая кассетная электроника, изготавливаемая москвичом по имени Александр Синягин. Как бы лоу-фай и гипнагогия, коллажная музыка из снов, но при этом построенная по своим собственным законам.

 

Vtgnike «Sueta Nebitiya»

Московский продюсер с чуть ли не лучшим электронным русским альбомом года. Абсолютно актуальные неместные ломаные биты, сведенные с советскими и российскими эстрадными мелодиями (имеется, например, бесподобно сэмплированная Майя Кристаллинская). /p>

 

Billiam Wutler Yea «Quantum Pilgrims»

Тяжеловесная и густая электронная запись, выпущенная на кассетном лейбле 2AM Tapes; три трека общей длительностью ровно час. Коллаж, но очень плотный и насыщенный, как будто составленный безумным ученым; вроде бы и гипнагогия, но под какими-то особенно зловещими наркотиками.

 

Joga «Пустота»

Четыре песни от московской группы Joga, первые за шесть, кажется, лет. Как бы ничего особенного — романтический и в меру заводной неглупо саранжированный поп-рок, местами даже немного пошлый, но в этом жанре на русском языке в 2011-м никто ничего лучше не записал.

Не нами впервые замечено, что музыку определяют технологии: формат виниловой пластинки или айпод, совмещенный с iTunes, диктуют то, как музыка сочиняется, распространяется и воспринимается, не в меньшей степени, чем воля автора. Технологические изменения в 2011-м не были настолько существенными, чтобы перевернуть мир, но внесли несколько важных уточнений. Речь прежде всего о повсеместном распространении стриминга, благодаря которому новые альбомы теперь даже не нужно скачивать (достаточно набить название в поисковике и найти страницу с плеером, в который заботливо закачана пластинка), к любому тексту о музыке можно прикрутить образцы рецензируемой продукции, а проще всего ничего не набивать и не прикручивать, а подключиться к сервисам типа Zvooq (у нас) или Spotify (у них), погрузиться в бесконечную универсальную вавилонскую mp3-библиотеку и там и жить (судя по ленте фейсбука, многие так и поступили).

Как эти мелкие допиливания влияют на музыку — не нам судить, для обычного же слушателя смысл происходящих изменений вот в чем: теперь, чтобы послушать интересную (или просто новую) музыку, ознакомиться, так сказать, с новинками или расширить, если позволите, кругозор, слушателю больше не надо прикладывать вообще никаких усилий. Даже в случае с закачкой — нужно было что-то находить, к чему-то подключаться, ждать целых 5 минут, пока докачается файл, а теперь все стало мгновенно, сразу и в совсем открытом доступе. И от этого слушательские проблемы, которые начали возникать при переходе на цифру, достигают совсем критической отметки: грубо говоря, стало неинтересно.

Психологически это очень понятно — то, что достается само собой и бесплатно, то, чего всегда много и что никогда не кончается, начинает восприниматься просто как фон. Отношение к воде у бедуина в пустыне Сахара и у горожанина, у которого вода хлещет круглые сутки из крана, сильно отличается — это не значит, что горожанин не любит воду, просто он не воспринимает ее как некоторую ценность. Вода не вызывает удивления (даже если это очень хорошая вода). И вот от этого незначительного психологического сдвига начинает меняться все — от экономики распределения воды до способов, которыми эту воду готовят.

То, что больше всего сейчас нужно — и музыкантам, и индустрии, и простому слушателю, — это механизмы производства удивления. Индустрия отвечает на этот запрос быстро и просто — раз так, то давайте мы будем вас удивлять, грубыми и решительными методами; примерно так же, как привыкли делать до всякой цифровой эпохи. Мы будем снимать провокационные видео с вирусным потенциалом, продвигать артистов, которые уродуют себя, как Бог черепаху, — ну и просто сочинять хваткие и цепкие мелодии. Из этой же серии — феноменальный успех Ланы дель Рей: это девушка, которая нажимает у своей аудитории на все нужные кнопки (причем эти кнопки скорее не музыкального, а кинематографического толка — это идеальная героиня Линча, Тарантино и Джармуша одновременно), и при всем при этом она — как бы своя, не сфабрикованная, непонятно откуда взявшаяся и распространяющаяся вирусным путем. Да и более традиционная поп-музыка — и в мировом, и даже в отечественном масштабе — расцвела в последние годы неимоверно, и дело не только в пресловутом «уровне качества»: поскольку всего слишком много, слушатель инстинктивно выбирает то, что обладает прямым и незамедлительным эффектом, просто из экономии времени; изменилась не столько попса, сколько ее восприятие. То же относится к вирусным «прикольным» роликам, всевозможным фрикам из интернета — дело не в том, что любители своей искренностью побеждают профессионалов, просто у этих роликов быстрый срок действия: открыл-посмеялся-пошел дальше. Не нужно умолять сестрицу — ну прочитай еще страницу; тем более не нужно тратить два часа на прослушивание концептуального программного альбома.

Это не значит, что концептуальные альбомы отжили свое, — просто нужно научиться видеть в них некоторую неожиданность, создавать условия, в которых им можно было бы удивляться. Не искусственно раздувать собственные эмоции, как часто делают профессиональные обозреватели, а создавать самому себе условия, в которых музыка оказывалась бы случайной, невесть откуда взявшейся. Для этого даже у новой цифровой индустрии есть несколько стандартных решений — ну там, функция «шаффл» в айподе, — но я бы скорее обратил внимание на методы более традиционные. Во-первых, это радио. Несмотря на то что это, казалось бы, медиа откуда-то из каменного века, которое давно должно было отмереть — зачем слушать плейлист, составленный каким-то идиотским программным директором, когда ты сам можешь составить его в собственном плеере, — радио не умирает, переезжает в интернет, пытается обжить мобильные устройства и вообще держится на плаву. И причина этого проста — человеку необходимо не знать, какая песня прозвучит следующей, ему нужно удивляться тому, как странно этот выбор совпал с его настроением, или с пейзажем за окном, или с воспоминанием, к которому приклеена эта музыка (то, что на московских эфирных радиостанциях этот выбор оказывается чаще всего ужасно тупым и предсказуемым, — проблема не жанра, а конкретных людей, им занимающихся). А во-вторых, этим механизмом удивления оказывается диджейство — но взятое в самом широком смысле слова: то есть очень личный выбор музыки, подвешенный на личность конкретного человека. Не просто фон для танцев в клубе — а персонализированная (и поэтому неповторимая) подборка треков, удивительная сама по себе, просто потому что такой человек их выбрал. И ради этого не обязательно бежать в увеселительное заведение или даже скачивать чьи-то миксы в сети — достаточно зарегистрироваться на фейсбуке и выбрать правильных друзей. Вот, к примеру, таких.

5 пользователей фейсбука, которые выкладывают хорошую музыку

Boris Simonov

Хозяин магазина «Трансильвания» и один из умнейших людей на свете. В круглосуточном режиме Борис Николаевич совершает путешествие по волнам своей памяти — а память у него такая, что нам и не снилась. Ролики Симонова — это не имеющая аналогов селекция музыки несправедливо забытой, незаслуженно обойденной; причем это не какие-то эзотерические редкости, а вещи, лежащие на поверхности, временами совсем ортодоксальные — просто нужно уметь услышать их как в первый раз. Отдельное удовольствие — комментарии Бориса Николаевича.

 

Slava Slava Durnenkov

Драматург из Тольятти, один из лидеров «новой драмы», выкладывает ютьюбовские ролики с пулеметной скоростью, судя по всему, ориентируясь только на перепады собственного настроения. Стилистический диапазон — широчайший, от бибопа до индастриала, но все и всегда отобрано с невероятным вкусом и какой-то гусарской лихостью.

 

Oleg Sobolev

Наш друг и коллега из Мурманска, автор блога Opium Mass, обладатель неповторимого, трудно объяснимого и страшно притягательного взгляда на музыку. Большой любитель выстраивать субъективные иерархии и назначать лучшие альбомы года — таких за год набирается штук двадцать. Особенно трогают неожиданные прорывы Соболева в мир радиоформатной коммерческой попсы 1980-х — музыки, несправедливо проклятой и забытой.

 

Georgy Mkheidze

Московский журналист, знаток и любитель оккультного фолка, подпольного рэпа, советских бардов, русского шансона с самым нечеловеческим лицом, каких-то странных полуподвальных застойных редкостей и прочего мракобесия. В последнее время несколько снизил околомузыкальную фб-активность. А жаль.

 

Tagir Ssadina

Московский диджей, обозреватель «Афиши», опять же, сотрудник магазина «Трансильвания», знаток новой волны и минимал-электропопа начала 1980-х. Фейсбучная его активность строится на той же стилистике, плюс к тому — всякие новые модности и полузабытый советский нью-вейв. Среди прочего Тагир ведет и официальную страницу «Трансильвании» на фб, и там все не менее нарядно.

За фасадом глянцевой и общедоступной российской поп-музыки, неукротимым потоком льющейся изо всех медиаисточников, уже который год подспудно происходят интересные вещи. Зреет новое поколение, развиваются новые жанры, рождаются новые имена. Это не так очевидно жителям больших городов, выбравшим добровольный эскапизм и соорудившим свое информационное поле в интернете, но прочему большинству все понятно уже без слов. Жанровое гетто под названием кавказ-поп к 2011 году окончательно сформировало целую индустрию, наступающую на пятки русскому шансону. И хотя кавказ-поп тоже принято называть шансоном, но он все-таки про другое — и дело тут не в географии.

Обычный наш шансон говорит, что есть уединение и угнетение, гордый одиночка и непреодолимые обстоятельства. Нейтрально-бытовое ответвление в лице Михайлова и Ваенги расширяет понятийный аппарат, вводя туда эфемерные субстанции вроде любви и прочих сантиментов. Кавказ-поп идет еще дальше, принимая и описывая жизнь во всем ее многообразии: не байронический изоляционизм, но хлебосольная компанейскость при неизменной широте души. «В общем, надо, братцы, жить припеваючи» — таков основной посыл важнейших образцов жанра.

Предвестником кавказ-попа в России в некотором роде можно считать уральского чародея-самородка Mr Kredo, чьи бесстыжие техно-выкрутасы звучали 10 лет назад в каждом придорожном кафе, на каждой школьной дискотеке. Именно его песни «Чудная долина», «Мама Азия» и «Саддам Хусейн» в известной мере унавозили почву, но случившегося затем блицкрига все равно, кажется, никто не ожидал. Если в 2004 году слово «лучшие» в названиях популярных музыкальных сборников было связано с шансоном и «шоферскими песнями», то с 2005-го появляются «Лучшие хиты Кавказа». Ключевым толчком и катализатором, запустившим цепочку необратимых процессов, стал хит адыгейского вундеркинда Айдамира Мугу «Черные глаза», появившийся именно тогда. Он же выявит будущую родовую черту всего жанра: народ запомнит песни, но не имена исполнителей.

Со времени выхода «Черных глаз» прошло шесть лет, кавказ-поп заматерел и приобрел индустриальный лоск, а господин Мугу из пацана превратился в 21-летнего юношу. Это вообще дело молодых: к примеру, исполнителю главного всенародного хита этого года «За тебя калым отдам» Мурату Тхагалегову едва исполнилось 27, а на фоне остальных своих коллег он выглядит ветераном. Сотни новых песен в год, около десятка стопроцентных хитов, несколько настоящих звезд чуть постарше Джастина Бибера, сложившиеся дуэты, несколько нишевых радиостанций вроде «Кавказ FM» и профильный спутниковый канал «9 волна» — сложно назвать это локальным феноменом, придется брать выше. Незаметно для окружающих кавказский поп произвел невероятный забег в ширину, обойдя неторопливых и не успевающих адаптироваться к новым реалиям конкурентов.

Если бы музыкальные культуры вели себя как цивилизации, то движущаяся по инерции, на севших батарейках, русская попса непременно уступила бы место дерзкой, витальной и чувствующей в себе силу южной эстраде. Там — пассионарный взрыв с искренне улыбающимися артистами, которых чудовищно прет от своего появления на сцене (достаточно посмотреть любой ролик с их выступлением), здесь — отработка давно заученных поз с практически нулевым выхлопом. Блестящий Шамхан Далдаев, аристократичный Азамат Биштов, двужильный Мурат Тхагалегов — все это настоящие звезды с пригоршней хитов в кармане. С примитивными текстами, неизобретательной (по большому счету — однообразной) музыкой кавказский поп переигрывает конкурентов в главном — драйве и хитовом потенциале. Для страны, где каждого третьего можно заподозрить в бытовом национализме, подобный успех дорогого стоит.

5 лучших песен кавказ-попа про глаза 

Автор — ведущий рубрики «Мир поп».

В начале декабря журнал Spin вышел с обложкой, на которой несколько молодых черных людей позировали, закрывая друг другу лица. Заголовок провозглашал: «Лицо хип-хопа меняется», а в самом материале речь шла о том, что современный прогрессивный хип-хоп превращается из профессионального в самодельный, уходит из музыкальных супермаркетов на Bandcamp и сайты с микстейпами. Интерес, однако, представляет не только это: из десятка упоминавшихся в статье передовиков DIY-хип-хопа почти все, кроме разве что героев обложки группы Odd Future, записывали рэп в его южном варианте — пружинящий, басовитый, с амосферными синтезаторами и отрывистой читкой. Именно в этом году стало окончательно понятно, что набиравший последние пять лет обороты южный хип-хоп сделал все остальные подвиды с таким отрывом, что теперь кажется, что другого больше не производят в принципе.

Все девяностые в хип-хопе шла война между восточным и западным побережьями; условно говоря — между рэпом «грузящим», традиционным и рассказывающим истории и, соответственно, рэпом легким, практически танцевальным и выдававшим веселые остроты про тачки и телок с редкой моралью. В нулевых к этой битве на правах полноценного соперника подключился юг: там хип-хоп был по большей части абсолютно бессмысленным (те же тачки и телки плюс очень много наркотиков), но ярким, динамичным, разнообразным, оригинальным и неизменно качающим.

В первом десятилетии двухтысячных — то есть сейчас — юг окончательно победил всех. Откройте любой список лучших рэп-пластинок этого года, и вы увидите там имена вроде Big K.R.I.T., E-40 и Curren$y: половина всех альбомов записана где-нибудь в Кентукки или Алабаме, еще четверть пытается сделать вид, что она там записана. Окончательное «добивание» произошло с появлением в этом году Нинтендо — третьего большого проекта главного в России рэпера Василия Вакуленко (он же Ноггано и Баста), попытавшегося перевести американскую южную хип-хоп-традицию на русский язык и в российские реалии и преуспевшего в этом.

Сейчас победа юга видится вполне закономерной: этому подвиду хип-хопа первым и единственным из всех прочих удалось абсорбировать все прочие жанры, переварить собственное и чужое прошлое и присоединить к себе приставку «пост-». Это именно что пост-хип-хоп: у него узнаваемые черты, присущие южному рэпу: состоящие из ударных строчек-панчлайнов тексты, акцент на басу, обилие синтетических звуков, вытянутые из драм-машин ритмы, но в то же время в нем есть пространство для развития, эксперимента, да и вообще по духу это музыка будущего. Южный рэп всегда был «музыкальным», и в этом отчасти секрет его успеха: главные люди юга, дуэты OutKast и UGK, всегда детально прорабатывали звук, развивали композицию, семплировали гитары и фанковые бас-линии, уделяли больше внимания мелодии, чем тексту. На первом месте тут была подача, а не смысл, что облегчало понимание для тех, кто не силен в английском. Решающим фактором стала форма: в нулевых податливость и гибкость южного хип-хопа проявилась в том, что этот жанр лучше прочих прижился в эпоху ютьюба. Рэперы с юга первыми стали массово безвозмездно выкладывать собственную музыку в интернет, переосмыслив культуру микстейпов и запустив ее новый виток.

Последние пару лет казалось, что с хип-хопом происходит что-то странное, будто он сам не находит себе места в нынешней реальности. Появлялись замечательные, заслуживающие внимания пластинки, но отсутствовало ощущение общности, какого-то единого направления — того, что в рэпе всегда было важно. И главное: не было ощущения, что хип-хоп — это прежде всего сила. В 2011 году это ощущение снова появилось. Хип-хоп снова стал коллективным и вернул себе общие ценности. Это снова самая универсальная музыка. Ее много, она доступна и бесплатна — и она качает.

5 лучших бесплатных релизов южного рэпа в 2011-м

G-Side «The One... Cohesive»

скачать

Два упитанных человека из Алабамы пишутся на собственном лейбле Slow Motion Sound, название которого прекрасно описывает звук G-Side: величественные, но расслабленные биты; на подслушанные у певицы Энии нью-эйджевые синтезаторы обрушивается шквал басов. Едва ли не самая монументальная и цельная рэп-запись года.

 

Main Attrakionz «808s & Dark Grapes II»

скачать

Калифорнийский «лучший дуэт всех времен», как они себя сами называют, визгливо читает поверх эфремерных клавишных: обдолбанный, веселый и пробивной эмбиент-рэп. Музыка больше всего напоминает хитро закольцованные отрывки из саундтреков к японским видеоиграм: сахарные клавишные, сладостные женские вздохи, щелчки и всеподавляющий бас.

 

Big K.R.I.T. «Return of 4Eva»

скачать

Редкий современный пример того, что называется conscious hip-hop. У Биг Крита старорежимные интонации и подача, в нем есть что-то неуловимое от великих эмси прошлого (задумчивость, хрипотца), а пластиковый, но сдержанный и со вкусом спродюсированный только усиливает ностальгическое ощущение. Замечательный ретрорэп, как будто бы доставленный в настоящее прямиком из золотой эпохи.

 

Clams Casino «Instrumentals»

скачать

Коллекция минусовок от главного битмейкера года, двадцатитрехлетнего студента из Нью-Джерси, под определение южного хип-хопа подходит с существенной натяжкой: больше всего это похоже на немного более собранную, чем обычно, продукцию лейбла Tri Angle — ледяные синтезаторы, семплы со страдальческими женскими вокализами, шатающийся ритм. Тем не менее рэп-исполнители с юга очень ценят автора — его музыка имеется на трех альбомах из этого списка.

 

A$ap Rocky «Live Love A$AP»

скачать

Собирательный образ всего нынешнего пострэпа: худощавый юный травокур делится жизненными наблюдениями под головокружительные атмосферные биты; очень много слова «свэг». «Live Love A$AP» получил невероятную для бесплатного микстейпа прессу, но по большей части это заслуга людей, делавших пластинке продакшен — гулкий, мрачный и тормозной.

Автор — ведущий рубрики «Кавер-стори».

Подводить итоги в области, где нет ни богов, ни хозяев, затруднительно. Подлинный андеграунд лишен нужды изобретать новые тенденции с целью поднятия продаж, отсутствуют и медиа, которые бы создавали сенсации, словом, культура предоставлена сама себе. Вуайеру в подземелье всегда неуютно: так чувствует себя человек, сунувшийся с фонарем в пещеру, — он-то мнит себя ученым спелеологом, хотя другая, еле различимая впотьмах сторона видит в нем только невежественного вторженца. Пучок света выхватывает отдельные контуры, по стенам ползут искаженные тени — всего не увидишь, как ни старайся, зато того, кто настырно лезет с незваным лучом во мглу, видно из любого конца подземелья, и это самое неловкое. Впрочем, и этого достаточно, чтобы ухватить главное: в застенках стоит беззвучный крик на выдуманном языке. Можно сколь угодно спорить о дате, когда звуковые экстремалы растеряли прежнюю радикальность мышления, но уж точно в этом году они к ней не вернулись (если не брать в расчет иркутских душегубов «Расчлененная Пугачова», но это уже явление из области психиатрии и криминалистики). При этом общее понижение температуры кому-то пошло на пользу — по крайней мере именно в уходящем году в русском подполье явно обозначилось долгожданное схождение участников процесса.

В мировом масштабе все как заведено: кому удалось вырваться из субкультурного плена, радостно пускаются в жанровый промискуитет, а кто остался, все плотнее закрывается от внешнего мира — и тотальное проникновение социальных сетей здесь тоже сыграло свою роль. Секта перетекла в сетку: то, что когда-то возникало как сумасбродный бунт против общества потребления и контроля, теперь довольствуется скромным веллфейром в маргинальном гетто. Ни мудреные экспериментальные шумовые предприятия, ни самый ломовой нойз сегодня не подразумевают цельного высказывания, только замкнутый на себе звуковой террор. Металлический цех за редким исключением упоенно предается кровосмешению, но достойных результатов инбридинга с каждым годом становится все меньше — инцест, поговаривают, ведет к вырождению. От прочих низовых проявлений музыкальной культуры и вовсе ждать ничего не полагается.

Это совсем не означает отсутствие памятных релизов: коллаборационистский альбом артиста Prurient, отменная пластинка ветеранов гитарного шума Skullflower, очередной страшный привет из ниоткуда от Haus Arafna — жаловаться по меньшей мере глупо. Другой вопрос, что тем, кто раз перешел за грань, уже не положено сдавать позиции, а вот с теми, кто только еще стоит на пороге, все не так прозрачно. С одной стороны, невооруженным взглядом виден рост численности модной молодежи, выставляющей себе на аватарки перевернутые кресты, геометрические фигуры и парнокопытных животных, с другой — как-то не удается представить, что в этой, простите за неологизм, даркпстерской среде может возникнуть фигура, сопоставимая по масштабу с героями прошлого. Что говорить: из одной хардбасовой кричалки можно вывести манифест и программу действий куда значительнее, нежели чем из всего годового извода отечественного нойза, блэка, краста и прочих арьергардных течений.

В чем нет недостатка, так это в локальных субкультурах вместимостью до ста человек, в любительских поделках на грани с мемами, в документальных свидетельствах изощренного троллинга посторонних. В последнем главными передовиками следует признать местных деятелей осатанелого подвального хип-хопа. В этом году появилось сразу несколько заявок на звание «русских Odd Future»: та же жестокость ужасных детей, тот же беспрестанный эпатаж, нарушающий все мыслимые этические правила и не позволяющий распознать, что понарошку, а что всерьез. Музыка при этом служит подручным инструментом в информационной дворовой войнушке — например, представители виртуального творческого объединения «Четвертый рейх», отобрав жертву, дружно обрушивают ей всю наработанную годами репутацию, просто выкладывая в интернет шокирующие песни от имени объекта травли.

Музыкантам достается друг от друга, группы троллят своих поклонников (а как еще воспринимать джей-поп-альбом Boris?), а уж поклонники и вовсе друг друга не жалеют. Сюда же можно отнести и вышедших в свет махровых зигалеристов «Ансамбль Христа Спасителя и Мать Сыра Земля», и порношансонье Александра Залупина и много кого еще — примечательно, что из всех возможностей, которые дают социальные сети, в низовом искусстве оказались востребованы именно те, что позволяют потревожить, испачкать, раздразнить и раздавить человека.

Однако есть и обратные примеры — важные связи начали протягиваться и между представителями самого сокровенного аутсайда. Готовится совместный релиз Никиты Прокопьева и Сергия Черепихо, внушительную подборку референтов для сборника кавер-версий на свои песни собрала группа 7011, трогательно дружат недавние фигуранты рубрики «Записки из подполья» петербуржцы Борода и самарцы ВИА «Волна» — и так далее. И это, пожалуй, главный итог года: когда среди разобщенности, пустых провокаций и равнодушия люди берутся за руки, фонарь уже не нужен — хватит и их внутреннего света.

5 лучших кассетных релизов года

DM Zubov «Х...й тебе, сука, я в Питере»

Cack

Cack — лейбл шумовой легенды Филиппа Волокитина, который фокусируется на издании записей, отверженных всеми, включая их создателей. К делу Волокитин подходит брутально: упаковка из пахучего пластика, крошащийся кусок оргалита внутри, завернутая в пакет из-под хлеба кассета. «Х...й тебе, сука, я в Питере» — щемящая весточка от ушедшего в этом году из жизни Дмитрия Зубова (точно датировать кассету тяжело; возможно, что она выпущена в конце 2010-го), причем в отличие от иных релизов Cack содержание противоречит форме: мрачная, протяжная и отнюдь не простая музыка.

 

Bad Braids «Arrow and Orb»

Music Ruins Lives

Печальный аутсайдерский фолк, изданный на лейбле с восхитительно точным названием — Music Ruins Lives. Бруклинское трио звучит и выглядит ровно так, как будто это с ними уже произошло — но остановиться ни они, ни их слушатели не могут.

 

Sudden Infant «The Phone People»

Quasi Pop

Ироничный аудиоколлаж из записей на автоответчике — далекий от привычных, куда более шумных альбомов Sudden Infant, но достаточно замысловатый и непредсказуемый, чтобы самому пропустить несколько звонков.

 

Dave Phillips «Anthropocentric Utilitarianism»

O[k]hlupeng

Злой космический харш от швейцарца Дэйва Филипса — мэтр держит марку, равно как и отечественный шизолейбл «Охлупень». Раскинувшая крылья на внутреннем развороте сатанинская птица — не плод воображения оформителя, а свидетельство муниципального мракобесия в городе Орел, где пару лет назад пошумел на славу и сам Филипс.

 

Ssaliva «Thought Has Wings»

Leaving Records

Ртутный психодел из Бельгии: вязкая, липкая электроника, уложенная в десятки слоев. Обложка позволяет заподозрить Thought Has Wings в ретрофутуризме — и эта музыка действительно будто выплыла из позабытой заставки к телепередаче про науку и жизнь.

Автор — ведущий рубрики «Записки из подполья».

В 2011-м музыка окончательно погрязла в тяге к прошлому и ретромании. Артистом года логично назвать певицу Адель, побившую все мыслимые для сегодняшнего дня рекорды популярности при помощи абсолютно старомодных песен, а новым именем года — Лану Дель Рей, живую анаграмму прошлого в диапазоне от Голливуда 1950-х до женского исповедального рока 1990-х. Настоящим и будущим, кажется, живут немногие — например, американский провидец гипнагогической музыки Джеймс Ферраро и шотландский продюсер Расти, альбомы которых не сговариваясь превознесли журнал The Wire и критик Саймон Рейнолдс. В остальном — за исключением еще нескольких имен вроде Пи Джей Харви — музыка, как популярная, так и непопулярная, больше говорит о своей любви к вещам давно ушедшим, чем об отношении к окружающей реальности.

В ситуации, когда звуки прошлого почти повсеместно заменяют настоящее, за своевременностью разумно обратиться к музыке уже совсем позабытых эпох, а конкретно — записанной до Второй мировой. «...I Listen to the Wind That Obliterates My Traces» — сборник песен, изданных в период с 1880-го по 1955-й (на самом деле — не просто сборник, а еще и книга фотографий, которые собрал художник и музыкант Стив Роден), неожиданным образом оказался самым мощным высказыванием про сегодняшний день среди всего многообразия пластинок 2011-го. Записанные по большей части в обстоятельствах экономической нестабильности, массовых общественных волнений, политических потрясений и непрекращающейся гонки за новыми технологиями песни поражают своим вновь обретенным значением — как будто мяч отскочил от какой-то далекой стены и ударил прямо по носу. Наиболее показательный пример — знаменитая баллада о темнокожем рабочем железной дороги «John Henry», которую здесь (совершенно прекрасно, может быть, даже лучше, чем все, кто когда-либо ее пел) исполняет Джон Джейкоб Найлс, крупнейший собиратель народного творчества Америки своего времени и любимец Боба Дилана. Эта притча, посвященная бравому человеку, который вызвался укладывать рельсы на скорость против паровой машины и победил ценой собственной жизни, ведет речь о конфликте прошлого и будущего красивее и точнее, чем тот же альбом Ферраро, созданный для прослушивания на смартфоне и отталкивающий прошлое как ненужную в системе координат своего создателя вещь.

Собранная известным балтиморским коллекционером ранней музыки народов мира Иэном Нагоски компиляция «To What Strange Place: The Music of the Ottoman-American Diaspora, 1916–1929» дает повод задуматься о предмете непрекращавшихся весь год споров — мультикультурализме. В одном из интервью, посвященном выходу пластинки, Нагоски недоумевает: «Американцам говорят, что традиция джаза, блюза и госпела — и есть Настоящая Американская Музыка, но на самом деле все сложнее. Говорят ли о влиянии карпатской музыки на кантри? Нет. О влиянии ритмов племени чероки на блюз? Нет». На трех дисках сборника Нагоски собрал и хулиганскую иммигрантскую рембетику, и странные грегорианские хоралы, и воющие струнные американских турков — и все это правда оказывается музыкой, влияние которой можно проследить и дальше, от Дюка Эллингтона с его «Caravan» до Раймонда Скотта с его «турецкой музыкой». В какой-то мере эта компиляция напоминает, что за постоянным страхом того, что культурное меньшинство может занять место большинства, в котором живет половина Европы, за лозунгами вроде «Живешь в чужой стране — учи чужой язык» стал забываться тот факт, что и культурное меньшинство в какой-то момент может дать чужой культуре необходимый толчок.

Непонятно, что из довоенной музыки раскопают и издадут в следующем году, — возможно, кто-то возьмется за русский дореволюционный шеллак, который в свое время издавался огромными тиражами, — но понятно, что ее положение относительно музыки дня сегодняшнего останется более-менее неизменным. Ретромания не закончится, большинство действующих музыкантов по-прежнему будут существовать с оглядкой на детские воспоминания и фантазии, а вот песни утерянного времени, будто следуя известной шарлатанской теории о цикличности истории, будут звучать все мощнее, строже и понятней. Если, конечно, миру не настанет п...дец, а не думать категориями настоящего станет банально стыдно.

5 лучших переизданий года

The Beach Boys «The Smile Sessions»

Попытка реконструкции великого альбома The Beach Boys «SMiLE», который никогда не был закончен, плюс разнообразные бонусы. Первые 19 треков — возможно, лучшая музыка, изданная в истории звукозаписи.

 

John Fahey «Your Past Comes Back to Haunt You»

Ретроспектива раннего творчества величайшего американского гитариста Джона Фэи. Репертуар — опять же, песни двадцатых-тридцатых и народные баллады, сыгранные изумительно искусно.

 

Francois de Roubaix «Courts Metrages»

Избранные сочинения кинокомпозитора-аквалангиста Франсуа де Рубэ, писавшего самые элегантные мелодии в европейской музыке 70-х, ломавшего дорогие синтезаторы ради извлечения из них странных тембров, и невероятно рано погибшего.

 

«Bambara Mystic Soul: The Raw Sound of Burkina Faso 1974-79»

Фанк, хайлайф, рок и соул из Буркина-Фасо семидесятых годов — по большей части ужасно записанные, но совершенно буйные и не похожие ни на что.

 

Disco Inferno «The 5 EPs»

Первое официальное издание пяти мини-альбомов группы Disco Inferno, выпущенных в середине девяностых. Футуристическая поп-музыка на стыке сэмплоделики и психоделии; такую не делает никто и сейчас.

2011-й был хорошим годом для поп-музыки: Бейонсе записала великий альбом, Леди Гага и Кэти Перри продолжили мериться бюджетами клипов и несусветностью нарядов, а Рианна окончательно превратилась в главный символ отвязности среди звезд первого уровня. Джастин Т. уморительно перепел группу Kriss Kross в одном из лучших фильмов года, а Джастин Б. сменил сразу несколько причесок. Однако честь написания главного сингла-2011 — не Самой Лучшей Песни и даже не Самой Коммерчески Успешной Песни, но Той Песни, Которую Знают Все (что часто эквивалентно Той Песне, Которая Проела Всем Плешь) — принадлежит не им, а сыну и внуку основателя лейбла Motown Берри Горди, вместе составляющим дуэт LMFAO. Здесь, пожалуй, нелишним будет напомнить, что расшифровывается эта аббревиатура как «Laughing My Fucking Ass Off».

«Party Rock Anthem» — гремящий кусок евродэнса, пропущенный через стрип-клубы города Майами и сделанный с оглядкой на прикладной R’n’B того рода, который здорово способствует росту продаж шампанского. Это смешная, совершенная мультипликационная в своей прямолинейности музыка: «б/к», как пишут в объявлениях о знакомстве. Танцевали до утра и свалились под забор. Еще года четыре назад, в конце эры господства брейкбитов и Тимбаленда, невозможно было представить, что гимны греческих и испанских пляжей будет задавать тон не только хит-парадам Великобритании и Франции, но и чартам Billboard. Теперь же включился обратный процесс: европейские поп-продюсеры радостно ассимилируют кранк-кор и майами-басс. Их американские коллеги, в свою очередь, крайне быстро расходуют тот как минимум десятилетний резерв приемов, который они до того презрительно игнорировали: если первая робкая попытка заокеанской игры на этой территории, песня Каскады «Everytime We Touch», вызывала в памяти славные времена господства голландского поп-транса и казалась милым анахронизмом, то уже через пару лет синглы Не-Йо и Келли Роуланд впору было сравнивать скорее с методами Бенни Бенасси и Алекса Гаудино. Прошлогодние прощальные хиты главного флюгера (и флагмана) поп-сцены последнего десятилетия, The Black Eyed Peas, в свою очередь, напоминают о законодателях евродэнсовой моды последних лет — то есть о румынах.

США не привыкать к тому, что становление ключевых поп-жанров момента курируют европейцы: даже если не вспоминать об испанском буме семидесятых, Нене и группе ABBA, достаточно сказать, что половина лидеров тин-попа девяностых, мальчиков и девочек с хорошо уложенными волосами, вышла из-под крыла шведа Макса Мартина. Но история повторного становления евродэнса в качестве господствующей парадигмы мировой поп-музыки на наших глазах превращается в предостережение кукловодам будущего: если вы спохватились в тот момент, когда творческий прием по большей части уже разработан — то дальше можно или идти в сторону комического (как в случае LMFAO), или же докручивать до абсурда все родовые признаки жанра. Как делают румыны и как не удается, например, Армандо «Питбулю» Пересу. Притом что кубино-американец, если судить по количеству его синглов в чартах и по количеству людей, с которыми он записывался в этом году, является человеком крайне востребованным, ни один из его многочисленных хитов про женщин, клубы и тынц-тынц не может сравниться по аддиктивности с песней «Mr. Saxobeat». Да что там Питбуль: это не удается даже бронебойному дуэту Ашера и Давида Гетта.

В итоге все то, чего нам не хватало в мейнстримовой поп-музыке середины нулевых, — простые мелодии, сто двадцать ударов в минуту и прямую бочку — в последнее время мы получаем в некотором избытке, и конца этому пока что не видно. Приятное обстоятельство здесь в том, что такой кризис парадигмы рождает множество пограничных ситуаций — неказистых и занятных.

Быстрое отмирание нового электропопа (ранняя Леди Гага, Литл Бутс и Ля Ру) приводит к тому, что его методы приспособили под себя диснеевские певицы в диапазоне от Селены Гомес до Майли Сайрус — и скрещивают его с детским подвидом R’n’B (то же, кстати, делает и Бибер). С другой стороны, линию электропопа подхватила Кеша — и радостно превращает его во что-то совсем уж несусветное, скрещивая жанр с южным роком и чуть ли не кантри (она же написала лучшую песню с нового диска Бритни). В Британии продолжается триумфальное возвращение поп-музыки для взрослых, возглавляемое игнорируемыми в других странах Take That, а грайм, хаус и традиции Spice Girls тихонько сливаются воедино (см. Келвина Харриса). Бруно Марс с Адель на пару, наконец, сумели обновить архивный соул так, чтобы он стал интересен школьникам.

Главным же символом этой интереснейшей сумятицы позвольте считать певицу Дев и ее хит «In The Dark». Клон Гаги шепотом поет на фоне трансовых клавишных, вдруг включается двухголосие в духе Пинк — а за ним следует саксофон, кажется, переехавший сюда из песни «Destination Calabria». И так еще несколько раз. Вот так же сейчас и во всей поп-музыке: ни черта не понятно — но довольно круто.

5 румынских поп-хитов года

Alexandra Stan «Mr. Saxobeat»

Один из лучших поп-синглов года: произношение умиляет, автотьюн не раздражает, саксофонный рифф прекрасен. Песня уже обогнала по продажам «Dragostea din tei» и стала самым продаваемым румынским синглом в истории.

 

Dan Balan «Freedom»

Экс-лидер O-Zone, конечно, комичен в своей серьезности — чего стоит его коронный прищур и взгляд долу. Но мелодическое чутье его никуда не покинуло, да и вокал заметно возмужал.

 

Inna «Sun Is Up»

Соратница Александры Стан по лейблу Ultra Records, главному гнезду румынского евродэнса, берет, скажем так, не вокалом, да и сингловый материал у нее провисает сильнее — но пляжную тему она обрабатывает идеально уже не первый год.

 

Edward Maya feat. Vika Jigulina «Desert Rain»

Пример того, как в евродэнс внедряется этнический компонент (нет, речь в данном случае не об акценте Жигулиной, который делает англоязычные фразы совершенно непроницаемыми). На выходе получаем типичную балканскую плясовую — но не для деревенских бабушек, а для разгоряченных студентов.

 

Corina feat. JJ «No Sleepin’»

Более эстетский вариант той же стилистики — насколько это вообще возможно в заданных координатах. Присутствуют отсылки к французскому диско-хаусу и Кайли десятилетней давности, режиссер клипа внимательно смотрел ролик «Poker Face», а рэп-выход не может не напомнить о Кеше.