Премьера альбома «Zero»

Вот еще одни люди, которые шли своей дорогой буквально на наших глазах: когда-то песня EnFace вошла в тот-самый-сборник «Афиша.Демо», потом они играли на Пикнике, участвовали в нашем трибьюте «Мумий Троллю» — и так далее, и так далее, и так далее. Дорога эта, впрочем, была не то чтобы прямой — EnFace регулярно пропадали из виду, и изменения с группой за последние пять лет произошли вполне драматические: они переехали из Омска в Петербург, неоднократно находились в состоянии полураспада, экспериментировали с электроникой (кажется, ровно этот этап в их творческой биографии зафиксирован в проекте «Делай меня точно»), но в итоге, многократно изменившись, решили все-таки не изменять себе. «Zero» — это, в общем и целом, те же EnFace, которых мы знали раньше: истерический, порывистый, грязный и грубый постпанк с текстами на французском языке и нередко очень сильными и пронзительными песнями. Пожалуй, по сравнению с первой пластинкой тут стало чуть меньше грува — зато явно прибавилось страсти; где раньше чувствовалось стремление вырваться из постылой окружающей реальности, там теперь — стремление высказать, выплеснуть наружу то, что саднит глубоко внутри. Можно было бы сказать, что выпускать такой ортодоксальный, старорежимно гитарный альбом в 2012 году — шаг как минимум неочевидный, но в этом отчасти и суть: EnFace, конечно, не про моду и не про контекст, но про то, как копаться в себе при помощи усилителя и розетки. И за то, как истово и увлеченно эти люди ловят свой черный кайф и пропускают через себя электричество, их, по-моему, следует уважать. А за то, какие результаты это нередко дает, — тем более.

Кирилл Малышев

EnFace: голос, гитара, тексты

«По-моему, этот альбом совсем-совсем другой, чем первый. Тот был итогом нескольких лет — грубо говоря, сборником лучших песен за все это время.  А «Zero» — цельный альбом, выстроенный, объединенный одной идеей. То есть как — изначально идеи никакой не было, сочинялись песни и сочинялись. Но потом, когда мы все записали и я сел расставлять порядок песен (я все-таки единственный человек в группе, который понимает, не только о чем мы играем, но и о чем мы поем), я даже немножко испугался того, насколько стройный смысл вырисовывается. Совершенно независимо от меня все песни оказались объединены вот этим ощущением нуля — который может пониматься и как полное ничто, и как начало чего-то. В каждой песне что-то такое так или иначе просматривается. И еще как-то так получилось, что все песни объединены наличием цитат, прямых и непрямых, из умерших культовых исторических персонажей. Ну, скажем, в заглавной, «Гимне нулей», упоминаются Оскар Уайльд и Джим Моррисон, есть музыкальные цитаты из Joy Division, в конец пластинки мы вставили песню Сержа Генсбура. Ну и плюс есть вещь «La Defense», «Оборона», в которой, соответственно, цитируются наши земляки из «Гражданской обороны».

Когда мы все эти песни играем на концертах, перемежая старыми, кажется, что все там ровненько. Но опять же — когда я прослушал альбом, я понял: что-то внутри изменилось. Как будто какой-то надлом произошел — позитива вообще нет. При этом я не скажу, что мы какие-то супердепрессивные люди в повседневной жизни, но откуда-то это из нас берется — и получается полная безысходность. Может, мы как раз в музыке от нее избавляемся и поэтому вне ее совсем другие. Во всяком случае, если бы меня спросили, ассоциирую ли я себя такого, какой я в жизни, со своей музыкой, я бы ответил — конечно, нет.

Переезд из Омска в Петербург тоже, наверное, сыграл роль. В первом альбоме многие верно подметили некий эскапизм — ну, люди живут в не очень привлекательном городе Омске, им хочется сбежать, петь другое и играть другое. А сейчас... Настроение Петербурга наложило какой-то отпечаток, безусловно. Какая-то еще печалька добавилась.

Насчет французского — тут такая история. Мы с Антоном, нашим гитаристом, и Ирой, нашей басисткой, познакомились в интернете, хотя все жили в Омске, и нам захотелось втроем играть. Тут, конечно, был момент моды — тогда была эпоха журнала NME и всего такого, петь на русском было как-то некруто, а английского никто не знал. А поскольку выходило так, что петь в любом случае мне, я сказал — мол, я с первого класса учил французский, может быть, попробуем? Ну и попробовали. Сначала это был своего рода прикол, а потом получилось, что это как бы дополнительный инструмент. Конечно, обидно немножко — что я понимаю тот смысл немузыкальный, который в этом есть, а те, кто это слушает, в большинстве своем — нет. Но все равно ведь — те, кому очень захочется, всегда смогут найти тексты и прочитать.

Когда у нас был очередной кризисный период, мы пытались вклинить куда-то электронику. Но поняли, что это не наше. Наше — это гитары, мелодии, рок. А какие-то разговоры про смерть гитарной музыки — мне кажется, это все очень условно. Все остается, ничего не умирает, первый раз про то, что рок мертв, было сказано 50 лет назад, и все равно он живет. Вот буквально только что вышел новый альбом «Ляписа Трубецкого» — и это не электроника, это не модная музыка, это вполне прямолинейный рок. А теперь посмотрите, сколько людей на них ходят.

В самом начале мы чувствовали какой-то общий контекст — играли в Москве вместе с Manicure, в Ростове — вместе с Motorama. Но так уж получилось, что в итоге мы как-то в стороне. И от постпанковского контекста, и от русского движения, которое в Петербурге чувствуется. Ну, так уж вышло. Я слышу свою музыку и понимаю, что она не может быть такой же доступной и популярной, как у тех же Motorama и Manicure. Трудно объяснить почему — но мне сложно представить, чтобы под эти песни прыгали тысячи людей. Хотя, конечно, мне, как любому автору, хочется, чтобы песни соприкасались с большим количеством народа — и иногда кажется, что некоторые из них этого заслуживают. Пусть это и звучит пафосно».

Концертные презентации второго альбома EnFace состоятся в понедельник, 7 мая, в московском клубе China Town — и в воскресенье, 13 мая, в петербургском Fish Fabrique Nouvelle