«Я променял юношеский промискуитет на серьезные отношения»

— Вы что-то раздухарились в последнее время. Сольный альбом, пластинка вашей совместной группы с Фли и Тони Алленом Rocket Juice and the Moon, концерт Blur в Гайд-парке, еще и альбом Бобби Уомака вы продюсируете.

— У меня тут есть одно оправдание — я просто долго работал над несколькими проектами и случайно закончил их одновременно. Потому вам и кажется, что от меня в глазах рябит.

— «Dr. Dee» изначально был поставлен в Манчестере, а сейчас его будут показывать в Английской национальной опере в Лондоне. И еще вы альбом по мотивам записали.

— Это три разные вещи по большому счету. В Манчестере показывалась рабочая версия — перед премьерой у меня было всего восемь недель, зато потом — больше года, чтобы понять, что работает, а что нет. Альбом — это такая дистиллированная версия первой итерации спектакля, там в основном я пою пасторальный фолк, если честно. В Лондоне будет что-то еще. Для меня это как воркшоп, понимаете? Мне кажется, это абсолютно нормально — показывать, как ты работаешь над чем-то, сам процесс того, как вещь создается. Меня абсолютно не смущает незаконченность, хотя вашему брату это бывает сложно объяснить.

— Ну да. Многим критикам, включая меня, показалось, что опере не хватает сюжета.

— Да что вы говорите?! Охренеть! Не хватает сюжета? Как вы догадались, Холмс? Ха! Ну да, было такое дело. Но я ж говорю — это нормально. Это рабочий процесс. Мы сделали кучу ошибок в тот раз, но только так ты можешь двигаться вперед.

— А что насчет Алана Мура (писатель, автор комиксов «Хранители» и «V значит «вендетта». — Прим. ред.), который вместе с вами начинал работать над проектом, а потом ушел, заявив, что никто ничего не делает?

— Ну, знаете, это… Это просто неправда. Скорее так: невозможно было контролировать процесс так, как этого хотел Мур.

— Обычно вы куда легче уживаетесь с коллегами. Взять тех же Rocket Juice and the Moon.

— Ну с этими ребятами вообще просто. Как только Фли и Тони Аллен встретились в самолете по пути в Лагос, между ними сразу какая-то искра пробежала. Фли вообще большой поклонник Фелы Кути, и по нему видно было, что он ужасно хочет затеять с Тони совместный проект. А Аллену, в свою очередь, всегда нужен был первоклассный басист, который был бы в состоянии успевать за его битом, но не тянуть одеяло на себя. Тони же был в The Good, the Bad & the Queen, но там мы все-таки просто играли песни, ему негде было развернуться — забацать соло минут на десять, как он любит. А Фли, конечно, и сам горазд посолировать так, что мало не покажется, но в случае с Тони он был счастлив просто подыгрывать. Мне всегда хотелось сделать альбом, на котором было бы слышно, как Аллен круто играет.

— И при этом на «Dr. Dee» он тоже есть.

— А это вообще внезапно получилось. Я однажды Тони рассказал про оперу, которую я придумал, про Джона Ди, про то, как он одновременно занимался геометрией и магией, — а Тони в ответ стал травить байки из собственной жизни. Про бабушку свою, про культуру жужу, про силу ритуальных барабанов. В Нигерии, где он вырос, детям не разрешали участвовать в обрядах, в которых барабаны использовались, потому что ритм мог ввести детей в глубокий транс. Потом зашла речь о том, как эта традиция существовала в Гане, ну и кончилось все тем, что Тони целиком написал партию ударных для альбома.

— Вы вообще с каким-то невероятным количеством музыкантов успели поработать…

— Ну да, есть такое. Но сейчас я, скажем так, променял юношеский промискуитет на серьезные отношения.

— Да ну? А Пол Маккартни рассказал недавно, что вы ему предлагали участвовать в Gorillaz.

— Мы говорили об этом — в общих чертах. Но понимаете… Тут важно быть готовым к тому, что что-то может не получиться. Например, много лет назад был эпизод, когда у нас была совместная группа с Дэвидом Боуи и Реем Дэвисом. Но она просуществовала 24 часа и на этом закончилась.

— Вас, кстати, часто в газетах называют новым Дэвидом Боуи.

— Да ну, бросьте. Для него же очень визуальная часть всегда важна была, а меня это никогда особо не интересовало. Но в юности меня очень вдохновляло все, что он делал.

— А еще вы оба начинали как мимы.

— Я начинал как мим?! Что за чушь?

— Ну так в «Википедии» пишут.

— А, ну раз в «Википедии», тогда конечно. И правда — какой смысл опровергать что-то настолько нелепое? Да-да, когда-то в юности я работал в пантомиме. Как и Дэвид Боуи. Вот почему мы с ним так похожи!

— Я на самом деле хотел спросить, не боитесь ли вы, что когда-нибудь соберете Tin Machine (малоудачный хард-рок-проект Боуи. — Прим. ред.)?

— Да, вот это правда поучительная история. Она показывает, что ты ни в чем не можешь быть уверен, когда занимаешься музыкой. Стоит только возомнить о себе что-нибудь — все, тут же вляпаешься в какое-нибудь дерьмо типа Tin Machine.

— Вы недавно записали благотворительный альбом в поддержку жителей Конго в проекте DRC Music. И вообще, почти все, за что вы брались после Blur, было связано с Африкой.

— Ну мне африканская музыка всегда нравилась — просто в Blur ей места не было. А что касается этого проекта… Я был в Конго два раза, и мне хотелось кричать о том, что там происходит, — что вот есть страна, в которой, прямо скажем, творится какой-то п…дец, и при этом она очень живая и совершенно потрясающая. Каждый раз, когда я в такие истории ввязываюсь, — это опыт, который меняет жизнь. Я, честно говоря, всем советовал бы время от времени пускаться в такие авантюры. А уж музыкантам особенно.

— Признайте — вами движет комплекс вины успешного представителя белого среднего класса?

— Ха! А вами?

— Ну разумеется!

— Понятно. Ну да, вы правы в чем-то. Тут есть какое-то чувство вины, хотя я не всегда отдавал себе в нем отчет. Сейчас я чувствую себя в гораздо большей степени гражданином мира, чем раньше. Мне стало проще с самим собой.

— А с Blur? Всем страшно интересно знать, к чему приведет ваш реюнион.

— Знаете, он уже привел к тому, что недавно я неожиданно для себя написал для Blur новую песню. Очень традиционную, как я давно уже не сочинял. Но вот засела мелодия в голове — и все. Все-таки я обычный английский парень, который пишет песни. Сначала я ее придумал шутки ради, как такой печальный гимн собственного дома. Думал — запишу ее на старую патефонную пластинку и буду проигрывать по утрам, когда поднимают флаг. А кончилось все песней для группы, которая уже не существует. Во всяком случае, летом мы дадим один концерт — и баста. Повод отличный — Олимпиада все-таки. И вообще нормальная тема — сыграть в Гайд-парке для 80 тысяч человек. В последний раз.

— То есть на новый альбом рассчитывать не стоит?

— Нет.

— Это из-за отношений внутри группы?

— Да нет, почему. То есть всякое бывало за эти годы, но сейчас как раз как-то наладилось — особенно мои отношения с Грэмом (Коксоном, гитаристом Blur. — Прим. ред.).

— Было время, когда Алекс Джеймс (басист Blur. — Прим. ред.) в каждом интервью называл вас м…даком.

— Ну начинается. Мне-то что. Хоть горшком назови, только в печь не сажай.

— Вы всегда придерживались левых взглядов…

— Ну уж политические взгляды Алекса я точно не разделяю!

— Ну вас не бесит, что он с Дэвидом Камероном якшается?

— Они ж вроде соседи, да? Раздражает ли это меня? Ха! Слушайте, да я же знаю Алекса сто лет. Он чувак довольно легкомысленный и глуповатый, когда говорит, не особо думает. Я его просто всерьез не воспринимаю.

— К вопросу о политических взглядах. Вы к самой лондонской Олимпиаде как относитесь?

— С одной стороны, в этом есть большой плюс: Олимпиада вынуждает англичан открыто говорить о том, как они относятся к своей стране. С другой — это все неизбежно закончится тем, что в сентябре весь город будет завален порванными британскими флагами и лопнувшими воздушными шариками. В сентябре быть британцем будет уже не очень-то модно — ну так надо ловить момент, пока он есть!

— А вы читали довольно мрачную книгу Иэна Синклера про Олимпиаду и прочие крупные проекты? Он считает, что все это ужасно.

— Я читал, да. Синклер вообще довольно мрачный чувак. Это его стиль. Он мрачный, а я, допустим, английский меланхолик. Мы все жертвы ярлыков, которые на нас навесили. А еще мы люди из плоти и крови — и что плохого в том, чтобы провести две недели вместе и получить удовольствие от компании друг друга? Умный человек в любой ситуации увидит проблемы. Но тут зависит от того, как смотреть. Я все-таки предпочитаю оставаться оптимистом.

— Вам сорок четыре года уже, солидный возраст. Как вы себя в нем ощущаете?

— Надеюсь, что я повзрослел. Мне хватило ума понять, как мне повезло в жизни. Важно не терять страсть к приключениям — но я стараюсь сочетать ее с опытом и здравым смыслом.

— При всем при том вас всегда считали человеком несдержанным и заносчивым.

— Хм… Было время, когда я херово умел выражать свои мысли. Плохо артикулировал свой внутренний скептицизм по поводу всякого дерьма. А журналисты делали из этого вывод, что я высокомерный говнюк. Сейчас у меня с этим получше вроде. Пф-ф-ф, не знаю — я же сижу сейчас здесь, с вами разговариваю.

— Недавно журнал Q назвал Лиама Галлахера из Oasis лучшим рок-фронтменом всех времен. Вам досталось четвертое место. Вот честно — вы расстроились?

— Да ну. То есть приятно было бы занимать первое место во всех опросах и хит-парадах, но это невозможно — и занимаюсь музыкой я точно не ради этого. Я же говорю — мне очень нравится сам процесс. Я стараюсь больше времени тратить на то, чтобы писать музыку, и поменьше на то, чтобы ее продвигать. В этом, наверное, все дело.

Альбом Деймона Албарна «Dr. Dee» вышел на лейбле Parlophone